— О-хо-хо!

Зал заразился этим гомерическим смехом. Наконец, отсмеявшись, отдышавшись, шталмейстер пророкотал:

— Любезные зрители! Коль скоро в зале не нашлось никого посильнее, — хе-хе! — Ваня Пуд вынужден принять вызов этого очаровательного младенца. Итак, милый ребенок сейчас будет гнуть этот прут! — Шталмейстер принял из рук Пуда железяку, которая была чуть не с Шурину руку, и протянул ему.

Заранее можно было быть уверенным, что из этого дела ничего не выйдет. Мальчуган пыхтел, до крови закусывал губы, извивался над прутом, пытаясь совершить чудо. Увы, чудо на этот раз решило не совершаться.

Зал улюлюкал, свистел.

И вдруг на сцену спустился прилично одетый бородатый человек с необъятным разворотом плеч. Он взял у мальчика прут, покрутил его в руках и так и сяк и вдруг провозгласил:

— Господа, а ведь мальчишка прут-то прогнул. Ей-богу! Немного, но есть! Смотрите сами…

И он стал показывать его публике.

— И то сказать — гнутый! — радостно заволновались зрители. — Вот шельмец, как только умудрился? Давай, гони мальцу червонец!

Пуд, с удивлением пожимая плечами, принял в руки прут, показав его шталмейстеру: действительно, тот потерял свою классическую прямую линию. Был явственно виден небольшой изгиб.

Громом грянули аплодисменты, крики, поздравления.

Делать было нечего. Шталмейстер с поклоном протянул ассигнацию на серебряном подносе. Шура спрятал деньги в карман и под приветствия слева и справа отправился на свое место досматривать представление.

После его окончания у выхода Шура столкнулся с бородатым мужчиной. Тот ласково потрепал мальчугана по плечу и негромко произнес:

— Будем знакомы. Я цирковой борец. Фамилия — Кураткин, — и, лукаво улыбнувшись, добавил: — Прут, конечно, я подогнул — незаметно. Правда, жульничество это, да в цирке и не такое бывает… Ну, будь здоров, может, еще и свидимся. А парень ты хороший, упорный. Такие в жизни не пропадают. Будешь тренироваться — толк из тебя выйдет!

В ту ночь Шура заночевал в цирке, спрятавшись в какой-то ящик.

Утром он отправился домой. На сердце было тяжело. Шура знал, что его ждет наказание: в цирк он отправился без разрешения, тайком. Родные наверняка сбились с ног, разыскивая его. Отец такого не простит.

Все так и вышло. Отец едва не спустил с ребенка шкуру, прилично отходив его ремнем. Чуть позже объявил свое решение: в наказание за своевольство Шура отправится подпаском в самую дальнюю деревню.

Приговор обжалованию не подлежал и на следующий лень был приведен в исполнение.

Бричка, раскачиваясь и трясясь по набитой дороге, уносила мальчика вдаль, а на околице долго размахивала платочком плакавшая мать. Около нее стояли поникшие сестренки и братишки:

— Свидимся ли?

Судьба словно испытывала его на прочность. Ему досталось дело, с которым и не всякий взрослый справится. Шуре пришлось помогать пасти громадное стадо — две сотни верблюдов, сотни три лошадей и больше четырехсот коров.

С раннего утра и до захода солнца, в палящую жару он не слезал с седла. То надо было отогнать коров, забредших в чужие владения, то разнять подравшихся верблюдов, отличавшихся, кстати, злобным нравом, то утихомирить разошедшегося жеребца. Утомительная, однообразная работа. Порой казалось, что легче лечь на землю и умереть, чем опять трястись в седле, гоняясь за этими норовистыми животными.

Не сложились отношения и с пастухами, которым самостоятельный молчаливый мальчишка пришелся не по душе. Они любили подтрунить над ним, отпустить ядовитую шутку.

Самолюбивый Шура еще больше замкнулся в себе. И лишь в своих постоянных грезах все чаще уносился к тому времени, когда он станет знаменитым атлетом, будет ходить богато одетым, разъезжать по чудным дальним странам, совершая подвиги силы. Одним словом, будет как самый славный богатырь Евгений Сандов.

А когда их пути пересекутся на чемпионате мира, то он, Шура, прижав руку к груди, произнесет на манеже:

— Простите, Евгений, у меня нет выбора — я должен вас победить!

И он победит в честной схватке. И ему будут рукоплескать, его портреты поместят газеты. Вот тогда отцу станет стыдно, что он обижал маленького Шуру, не давал ему тренироваться.

Что ж! Эти детские грезы, как ни странно, почти все претворились въяве. Минут годы. Шура и Сандов подружатся.

А пока что, разгоняя светлые мечты, раздавался резкий злобный голос старшего пастуха:

— Куды ж ты смотришь, сукин сын? Опять у тебя верблюды разбрелись…

Этот год остался в памяти не только тяжелым кошмаром. Шура частенько вспоминал фразу, которую он прочитал в какой-то книге и которая запала ему глубоко в душу: «Несчастья и испытания нужны человеку для роста его души, как бури и грозы молодому лесу… Настоящие натуры из передряг выходят еще более чистыми и окрепшими».

Однажды осенью прикатила знакомая бричка: срок каторги прошел.

Трудно сказать, что произошло с отцом, но только он встретил сына необычайно ласково, уставил стол едою, расспрашивал о настроении. Как бы невзначай поинтересовался:

— Не надоело тебе все с камнями да камнями возиться? Пора бы уже и с настоящими гирями и, как они там у вас, гантелями развлекаться. Деньжат ты подзаработал, возьми из них, купи в Саранске на ярмарке что требуется…

Шура не знал, что и думать.

Но от заманчивого предложения отнекиваться не стал. В ближайший выходной покатил в город. Там подобрал все необходимое. Вновь оборудовал разрушенный без него «манеж» на заднем дворе. И тренировки закипели вовсю.

Вскоре кое-что начало проясняться: доброта отца проистекала от причин прозаических. В одной из соседних деревушек жил известный на всю округу мужик, который славился своим тучным весом, здоровым аппетитом, дебоширством и большой силой. Звали его Иван Петров.

С ним и заключил большое пари отец Шуры, утверждая, что его четырнадцатилетний сын побьет Петрова в любых силовых упражнениях. Вот почему и расщедрился отец, отвалив приличную сумму на гири и гантели.

…Лень единоборства настал. Даже из соседних деревень прибыли поглазеть любопытные, да и, как сказывали, ставки были очень велики, интерес к делу подогревали. Когда противоборствующие силы сошлись вместе, крестьяне невольно загоготали. Впечатление было такое, что рядом с громадным племенным быком поставили крошечного безвинного ягненочка. Где уж тут ягненку тягаться с этой могучей силой!

Спорящие стороны приступили к делу. Первым вышел вперед Петров. Он взял в руки стальной прут и согнул его в дугу. Шура повторил этот номер с еще большей легкостью.