– Нас здесь удерживают, – сказала она. – Но и мы удерживаем нашего Стража. Мы послали ее сжечь городские ворота, дали приказ так решительно, что, пусть демоны и могут достать нас прежде, чем это будет сделано, она не перестанет жечь, пока ворота не рухнут.

Джабари закричал – впервые в темном мире, – его сразили и утащили во мглу. Нья стояла к нему ближе всех, и она протянула руку. Их кончики пальцев соприкоснулись, и они попытались ухватиться друг за друга, но Джабари содрогнулся и скрылся из вида.

Нья шагнула вперед, думая, что еще может им помочь. Тау велел ей возвращаться. Визирь была реальной в темном мире, и если демоны добрались бы до нее, она погибла бы в обоих мирах.

– Вы обещали, чемпион, – сказала ему Нья. – Вы защитите их? Вы защитите моих девочек?

Тау округлил глаза. Единственной причиной, по которой Нье нужно было просить его позаботиться о Циоре и своей дочери, было то, что ей не доведется сделать это самой.

– Клянусь вам. Клянусь Богине, – сказал он, уже скорбя. – Я скорее погибну, чем дам их в обиду. Только помогите ей. Спасите Циору.

Нья повернулась к королеве.

– Пока еще не поздно, – сказала она. – Делайте, что нужно!

– Нет, мы… я не могу, – проговорила Циора. – Я не поступлю так с тобой.

– Циора, я прошу не тебя, – сказала Нья. – Я обращаюсь к моей королеве, королеве народа омехи, потому что она сделает все, что необходимо, ради своего народа. Она это сделает, всегда.

Циора покачала головой, потрясенно глядя на Нью.

– Да хранит вас Богиня, Циора, – сказала она.

– Нья, – прошептала Циора женщине, которая воспитывала ее с детства. – Нья, – сказала королева омехи, перенаправляя на визиря всю свою силу.

Внезапная вспышка света стала достаточно ослепительной, чтобы оттолкнуть демонов, и Тау, почувствовав жжение в глазах, закрыл лицо. Силы Циоры были на исходе, и слабо сверкнув, она упала на колени, истощенная и пораженная.

– Нья, я люблю тебя, – сказала она, исчезая из Исихого.

Теперь, когда Циора была в безопасности, Тау приблизился к Нье, насколько смог, и, вскинув мечи, встал перед ней, надеясь, что демоны не нападут сзади.

– Я могу выиграть для вас немного времени, – сказал он. – Возможно, вы сможете…

– Страж меня держит, – сказала она. – Мне конец.

Тау покачал головой.

– Пока я держусь, вы не погибнете.

Нья будто его не услышала. Она оглядывалась вокруг.

– Они не атакуют. Тау, у тебя есть шанс. Выдохни и покидай это проклятое место.

Она была права. Демоны сторонились их, и Тау не понимал, почему, пока не увидел, как несколько тварей расступились, чтобы дать дорогу демону с короной из рогов на голове.

У него не было глаз, но ступал он уверенно, волоча за собой огромный меч из чешуи Стража, который держал в левой руке. Лезвие волочилось по отравленной земле Исихого, оставляя на ней борозду.

– Ты? – спросил его Тау.

– О Богиня, – проговорила Нья дрогнувшим голосом. – Попробуй уйти, Тау. Не оставайся здесь со мной. Не оставайся с ним.

Тау покачал головой, сплюнул на землю и размял запястья. Нья не должна была погибнуть в одиночестве.

БЕЗ СИЛ

– Они ждали тебя, – сказал Тау демону с мечом из драконьей чешуи.

Тварь наступала.

– Тау, – позвала Нья.

– Это дуэль, верно? – спросил Тау демона. – Мы должны сразиться один на один? – Он покрутил мечами в воздухе. – Я согласен, но с условием.

Рогатый продолжал наступать, рассекая мечом землю позади себя.

– Если я выиграю, ты ее отпустишь, – сказал Тау, указывая на Нью. – Если я выиграю…

Рогатый взмахнул огромным мечом, описав им дугу с такой силой, что воздух вокруг Тау всколыхнулся, едва не сбив его с ног. Не задев Тау, кончик клинка ударил в землю, как молния, и вошел в нее на две-три ладони. Рогатый выдернул его без усилий, взметнув тяжелые комья земли, и вновь замахнулся на Тау.

Тау отскочил назад, и острие клинка просвистело совсем рядом с его животом, и он вновь крикнул:

– Если я выиграю…

Рогатый вновь взмахнул мечом, и Тау ринулся вперед, избежав удара и вскинув левый меч, чтобы блокировать клинок демона у самой рукояти, и контратаковать правым мечом. Но когда клинок демона встретил блок, предплечье Тау треснуло.

Рука рогатого демона отбросила в сторону правый меч Тау так стремительно, что он не успел среагировать. Демон ударил Тау в щеку, и тот отлетел на несколько шагов.

Тау упал на сломанную руку, и повредил ее еще сильнее. Он попытался закричать, но лишь страдальчески застонал. Пощечина демона раздробила ему челюсть, язык бессильно свесился из изуродованного рта.

Превозмогая боль, Тау повернулся к Нье и, увидев выражение ее лица, понял, как сильно ранен. Она прикрыла рот рукой, широко распахнув глаза, и затрясла головой, словно не желая видеть ужасной картины.

Отказываясь сдаться, Тау поднялся на ноги. Каждое движение отдавалось болью в руке и челюсти, и он снова застонал. Тау потерял левый меч, но по-прежнему крепко сжимал правый. С оружием в руке, он прохромал к Нье и заслонил ее, преграждая путь Рогатому.

Защищаясь, он поднял меч, а Рогатый пошел в атаку, покрыв расстояние между ними быстрее, чем Тау успел моргнуть. Его меч бессильно качнулся, когда Рогатый ударил Тау кулаком в грудь, сбив его с ног, сломав ребра и вдавив внутрь грудную клетку.

Наверное, Тау на миг потерял сознание, потому что он даже не заметил, как упал на землю. Он понимал лишь, что кашлял кровью и не мог дышать. И что никогда в жизни ему не было так больно.

И все же, втянув густой, как ил, воздух, Тау перекатился влево и, упершись в землю здоровой рукой, поднялся на колени. Рогатый был уже между ним и Ньей. Другие демоны снова зашевелились, подбираясь к ней.

Тау, со стонами и всхлипами, издавая все звуки, на которые только был способен его изуродованный рот, встал, поднял упавший меч и, не в силах вдохнуть воздух в легкие, понял, что захлебывается собственной кровью.

– Довольно, Тау, – сказала Нья. – Довольно.

Демоны, словно повинуясь неуловимому сигналу, устремились к визирю. Нья закрыла глаза, и Тау ринулся на ее защиту.

Он не видел, не чувствовал и не знал, что Рогатый тоже сдвинулся с места, но в одно мгновение Тау бежал, а в следующее был поднят в воздух и насажен на огромное черное лезвие. Рогатый поднял меч острием кверху, и Тау, уже не способный воспринимать страдания,