Тронный зал был полон. Члены знатных семей королевства съехались сюда на бал со всех концов Ронстрада. Даже война и нашествие тьмы под предводительством злых некромантов не могли помешать этим людям распушить свои павлиньи перья друг перед другом. Явились они сюда с женами и дочерьми, также разодетыми по последней столичной моде, и не важно, что сами они откуда-то с крайнего востока королевства, из Теала или Дайкана, с западных его пределов – Таласа или Хиана, с севера – Истара, или еще откуда. Все равно, ведь сегодня они на королевском балу в Гортене и могут ожидать заслуженного уважения и почета.

Облачение мужчин составляли суконные, с поясом, котты до колен, подолы и широкие рукава которых были оторочены беличьим и горностаевым мехом. На плечах лежали плащи с пелеринами, фестонами и выпуклым орнаментом в виде листьев и цветов. На головах лордов, рыцарей и зажиточных горожан были шапероны и шляпы с перьями и лентами.

Разнообразные платья дам радовали глаз: длинные подолы, изящные корсеты, украшенные вышивкой и драгоценными камнями, высокие пояски, широкие рукава – причем некоторые из расписанных вышивкой манжет достигали трех футов и спускались к черно-белым плитам. Наряды дополняли конические шляпки-генины из накрахмаленного полотна, кое-где задрапированные вуалями или же обмотанные пестрыми шелковыми платками, шлейф которых тянулся к самому полу. Чем выше был генин, тем знатнее считалась дама при дворе короля Ронстрада.

В толпе гостей преобладали модные нынче у дворянства цвета: алый и зеленый, кое-где мелькала лазурь.

Бальные танцы, изысканные наряды, веселая музыка, которую играли на виолах и лютнях придворные музыканты, – все это не вязалось с суровым положением дел в стране: возможно, в это самое время в южном городе Элагоне под ударами нежити погибали жители этого самого королевства.

Среди приглашенных были и богатые иностранные купцы, приехавшие сюда из восточных пустынных султанатов. Они стояли особняком, не разговаривая ни с кем из гостей, лишь изредка обращаясь друг к другу на какой-то своей тарабарщине, из которой понятно было от силы одно слово из трех. Северяне, в свою очередь, также держались от чужаков в стороне, стараясь, чтобы никто не обвинил их в якшании с «безбожниками пустыни». От ронстрадцев «безбожников» отличали смуглая кожа, короткие и белые, словно снежный пух, волосы и цветастые одеяния, сшитые из муслина, с нашитыми узорами и вязью восточного языка. На головах они носили странные разноцветные полотенца, смотанные в причудливые головные уборы. Ходили слухи, что эти чалмы и тюрбаны дают своему хозяину скрытый ум, но ни что это за волшебные шапки такие, ни как ими пользуются Пустынники, не знал никто из благородных ронстрадцев. Асары (так именовали себя жители песков) лишь посмеивались в свои белоснежные, как и волосы, бороды (у кого они, конечно, были).

Сегодня этот зал посетили также гости из заморского королевства Роуэнского. Здесь была совершенно другая картина – рыцари союзной державы были в центре всеобщего внимания и являлись заводилами веселых потасовок и игр, которые придумывали дворяне. Благородные и общительные роуэнцы притягивали к себе ронстрадцев, как варенье назойливых мух. Их развеселый нрав был широко известен.

Всего три с половиной недели назад четыре торговых корабля Роуэна переплыли через Западный океан и поднялись вверх по Илдеру. Погостив неделю в славном Элагоне, они отправились в столицу, где им был оказан гостеприимный прием королем и его двором. Заморским гостям выделили многочисленных слуг и лучшие комнаты, им старались ни в чем не отказывать… Его величество Инстрельд хотел, чтобы король Карл III Манейр, правитель Роуэна и верный друг Ронстрада, отметил, с каким уважением отнеслись к его послам.

Обликом роуэнцы не отличались от подданных Дома Лоранов. Камзолы, плащи и шляпы их были намного пышнее и ярче, нежели одеяния ронстрадской знати. У всех были длинные волосы, собранные в хвосты и скрепленные большими алыми бантами. Кое-кто из здешних дам восторженно любовался столь необычным для Срединных равнин украшением, а суровые рыцари Ронстрада шутили и тихо посмеивались над ними. Но это нисколько не смущало заморских гостей: они пили, ели, веселились и за себя, и за «сонных» придворных. Некоторые дамы неодобрительно косились на весельчаков, но графини, маркизы, баронские дочери из тех, что помоложе, не могли отвести от статных красавцев взгляда.

За окном уже потемнело, на небе выступили звезды и выкатилась луна. Удивительно подходящий вечер для бала!

Толпа благородных (и не очень) гостей заполнила уже почти весь зал. Свободным оставался только широкий проход, ведущий к тронам. Приглашенные музыканты играли и пели: развлекали приглашенных. А придворные, не смея начать танцы в отсутствие их величеств, обсуждали последние сплетни и события, которые произошли в королевстве и за его границами. Главной темой, конечно же, был падший орден, и по залу шепотом рассказывали страшные новости о том, что большая армия мертвых вышла за пределы проклятого богами Умбрельштада и дошла до города-крепости Элагона – главной твердыни южного герцогства. Множество войск собрали военачальники Града Годрика, на помощь соседям прибыл также и барон Седрик Хилдфост, поэтому он с супругой и сыном отсутствовали на балу в Гортене. Барон был славным воином, благородным рыцарем и богатым сеньором. Но, как известно, чрезмерно популярных и славных двор не любит, и поэтому гости тут же принялись придумывать, какой именно каре подвергли некроманты заносчивого, по их мнению, барона и его семью. Посреди этого живого и, без сомнения, «веселого» обсуждения в зал вошла одна из самых примечательных личностей при королевском дворе Ронстрада.

Королевский шут Шико был высок, строен и миловиден. Многие вообще недоумевали: почему он стал шутом, ведь обычно право на эту незавидную должность держали в своих кривых руках различные карлики, горбуны и другие уродцы. На чисто выбритом лице застыла коварная усмешка гиены, затевающей какую-то новую каверзу, а он был мастером всяческих острот и проделок. Бороду и усы Шико не носил принципиально – а то еще кто-нибудь дернет от злости на удачную шутку (шутки он был тоже мастер придумывать). В общем, шутом он был отменным и жалованье свое получал, лишь добросовестно его отработав. Но придворным дураком служил не ради золота, а ради искусства, как он порой любил похвастаться перед Его величеством. О происхождении Шико ничего не было известно, всем казалось, что знаменитый шутник и притвора всегда жил здесь. На самом же деле примерно пятнадцать лет назад безродному и едва держащемуся за жизнь бродяге каким-то образом довелось оказаться подле молодого Инстрельда V. Тогда острый язык Шико помог ему получить благорасположение короля, и с тех пор он стал его любимцем.

Яркие голубые глаза блестели не то злостью, не то искренним смехом – точно сказать нельзя было. Все гадали, что же именно выражает его лицо – насмешку или осуждение. Так и губы ловкача – сплошная неопределенность: временами чувственные, улыбчивые, они подчас выражали злость или угрозу, складывались в тонкую полоску. Нечего удивляться, что шут был самым просвещенным при дворе в области различных слухов и тайн, поскольку его уши, казалось, специально были созданы для подслушивания, а тонкий, слегка вздернутый нос – для вынюхивания. Его лицо обрамляли прямые длинные каштановые волосы, выбивающиеся из-под желто-красного колпака с бубенчиками. Под стать колпаку был короткий двухцветный плащ, лишь подчеркивающий худое, долговязое тело, подчас изламывающееся в резких, дерганых движениях, словно пугало на ветру или марионетка на ниточках. Кстати, подобная кукла торчала из-за его пояса вместе с деревянным игрушечным мечом – Шико любил своих кукол-шутов, коих у него было великое множество. Он нежно величал их своими «уменьшенными копиями».