— Много о вас слышал, фрау Лазарева, теперь искренне рад был с вами познакомиться. Если приедете в Германию, заходите, всегда рад буду помочь. И передайте привет подчиненным вашего супруга, с которыми я свел знакомство в Риме, а после на Санта-Стефании.

Это когда Смоленцев со своими орлами — папу римского из гестаповской тюрьмы вытягивал? И слышала я, что герра Рудински тогда чуть не пристрелили — если бы не римская встреча до того и заключенный договор. А кончилось все «охотой на фюрера», вот неисповедимы же пути господни, а также в таких делах, где одно содеянное совершенно непредсказуемо тянет другое — и предвидеть, что именно, даже такой ас сыска и разведки не может, с его сорокалетним полицейским стажем![53] Однако я, выходит, становлюсь известной фигурой — от кого немец обо мне слышать мог, уж я-то с ним точно нигде не пересекалась, даже косвенно, по одному делу! А с тех пор как Владик родился, так я исключительно «в эпизодах играю», и все здесь, в Москве, по просьбе Пономаренко. И сугубо для внутренних наших дел!

— Ну а теперь сыграешь главную роль, — сказал Пантелеймон Кондратьич, — всего на один час, и домой, к мужу и детям. Не все же на «Мосфильме» прохлаждаться! Кстати, товарищи оттуда мне после сказали, что актерские способности у тебя точно есть, о внешних данных промолчу.

Это он о последнем нашем поручении вспоминает. По линии пропаганды — самым архиважным средством которой, как заметил еще Ленин, является кино! И фильмы «из будущего», которые по сюжету и идее подходят, решено было выпускать на экран — сначала была довольно муторная технология пересъемки прямо с ноутбука на кинокамеру с мелкозернистой пленкой, для четкости, ну а после решили лишь брать сценарий за основу и переснимать с теперешними актерами. При этом еще и сюжет слегка меняли — так, в «А зори здесь тихие», старшина Васков в избушке дерется с немцами ну прямо как прапорщик Волонтир из другого фильма. А в «Белом солнце пустыни» в банде Абдуллы появился британский советник «майор Смит», который в финале погибает погано, облитый горящей нефтью. Ну а теперь, поскольку главное у нас сейчас это восстановление народного хозяйства, то переснимают «Высоту», про монтажников-высотников, в декорациях вновь строящихся павильонов — работа кипит, машины и вагонетки ездят, какие-то трубы тянут, все перекопано, и мусор по ветру летит. Отдаленным планом макет снимали — цеха, домны, даже крошечный паровозик ездит, на экране не отличить, а крупным пришлось на натуре. Чтобы «ветреную» сцену снять, притащили два авиамотора с пропеллерами, такая буря поднялась, с пылью, глаза слепило! Причем всякий раз мы с Лючией в эпицентре этого ветродуя оказывались, вместе со всеми, вот только в шляпках и платьях солнце-клеш мы одни — и были поначалу как Мерилин Монро (знаю уже, кто это, смотрела!), и не один раз, а народ лишь смеялся, «товарищ инструктор, у нас девчата здесь только в штанах работают»! Вот отчего все ждут, что раз нструктор ЦК, то должен быть солидный мужчина в годах, в костюме, и непременно с портфелем, — а увидят, что женщина, молодая, красивая, нарядно одетая, так стараться приходится, чтоб приняли всерьез? Ну, повязали мы платочки вместо шляп, а что наши юбки иногда в паруса превращаются, это не более чем мелкая неприятность, и кому эта игра раньше надоест? После мы даже снялись в эпизоде — в парке, когда Коля вечером Катю провожает, а мы по аллее мимо идем, среди прочих, кто гуляющую публику изображал, лиц наших не видно под шляпками, да еще со спины. И ведь захотелось режиссеру, чтобы обязательно гроза, как по сценарию — и день выбрал, по прогнозу погоды, — помню, как мы после все в автобус забились и под навес, а дождь рекой, едва успели отснять!

Вот только, сейчас вспоминая, думаю, а что от меня там Пономаренко хотел? «Поехать, взглянуть», инструктору от ЦК, на съемочной площадке, неужели он из меня в будущем хочет «главнонадзирающую» за культурой сделать, как там какая-то Фурцева была? Ой, не хочу … а вот Лючии отчего бы и в самом деле не сняться, и уже не в эпизоде? Если девочку роль только жены и матери явно тяготит, хочется чего-то больше? Или же, Пантелеймон Кондратьич мне не раз уже повторял, «умей роль играть, так чтобы тебе собеседник поверил — хоть у лицедеев учись!». Говорил — оккупированный Минск это другое было, там ты один образ играла, зачуханной серой мышки, а теперь умей разной быть и переключаться на ходу!

— Товарищ Пономаренко, так мне что, еще в Щукинское идти доучиваться, вместо Ленинградского универа?

— А ты как думала — тут при провале не освистывание грозит, лично тебе, а неприятные последствия для всего Советского Союза!

Хотя в этом конкретном деле — в принципе, вреда в любом случае не будет? Поскольку американцу еще думать придется, ему дезу впаривают или высший пилотаж, правду под видом дезы в расчете, что за дезу примет?

— И как это, подготовки нет? Всякий гвоздь в доску, всякая буква в строку. Про операцию «Зеркало» забыла? А ведь американец, если он хорошо подготовился, должен был про те дела слышать — многие ведь из фигурантов около иностранцев толклись!

Так почти не касалась я «Зеркала». Разве в самом начале, когда Исайя Берлин пытался меня загипнотизировать — да, слышала, что наши решили ответные меры принять. «Советская власть настолько хороша, что каждый, кому она не нравится, является сумасшедшим» — нет, грубо не работали, чтоб оступившихся хватать, санитары, и в психушку, там все гораздо изящнее было проделано. Ой, и что скажут лет через сорок, по поводу «зверств кровавой гэбни» и «карательной психиатрии»? А ничего не скажут — если не будет у нас никакой «перестройки»! А мы все, и я конкретно, все сделаем, чтобы и не было!

Тем более что невиноватых не было — заслужили. Кому охота, может почитать цитаты из Даниила Хармса — добрый детский стишок как «Иван Топорышкин пошел на охоту», или явную гнусь «я понимаю опасения моего защитника, но все же надеюсь на полное оправдание», и еще кучу пошлости и серости… мне тут один человек объяснял, что это не всерьез же, ну как клоуны на арене шутя лупят друг друга, но вот не понимаю я таких шуток (хармсовских, не в цирке) совершенно! А «великий поэт Мандельштам» срок получил вовсе не за происхождение, а за то, что накропал совершенно гнусные стихи про товарища Сталина и декламировал их всем гостям — и это после того, как получил от советской власти отдельную квартиру (кто хоть немного знаком с жилищным вопросом в Москве того времени, тот поймет!), член Союза писателей, только твори во благо! Но нет ведь:

И дальше в том же ключе — «пайковые книги», «честный предатель», «халтурные стены московского злого жилья»! И это я еще тех возмутительных строк про товарища Сталина не касаюсь. А ведь гражданин Мандельштам (прочтите биографию) ну ни в коей мере не был обижен советской властью, а вот в белогвардейской тюрьме посидеть успел! Зато пользовался дружбой и покровительством Бухарина. Как поэт, может, был и талантлив, — но вообразил себя, в традициях русской интеллигенции, что он выше власти и всегда прав — и получил по приговору, всего пять лет лагерей, ну а что по слабому здоровью и полугода там не протянул, так думать же надо, что пишешь?