Не в первый и не в последний раз она исправляет ошибки природы. Где несправедливость?

Спасителя Манька любила. Гордилась. И радовалась, но не только той радостью, которая возводила ее до престола Божьей Помазанницы. Обильная Кровь и Плоть, которую давал ей Спаситель на каждый день, была заветом между Помазанником и Сыном Божьим. Иго, наложенное на нее, она несла с удивительной легкостью и не тяготилась им. Она уже не могла обходиться без крови, которая питала ее и, получая удовольствие, совмещала полезное с приятным. В любом случае, одно другому не мешало. Если есть путы, от них надо избавляться. Духом Святым должен крестится умный человек, чтобы не быть душевным. Не одному, а двум любящим сердцам Спаситель указал путь ко Свету, позволив связать себя на земле, чтобы быть связанными на Небе. И двое имеют и веру, и надежду, и любовь. За любовь многие грехи простятся. Закрыть глаза и остаться сухим никому не удастся: истина перед глазами, все видят, все у дел, а если остался глух и слеп, не тебя ли презрением отдалил от себя Господь Йеся, Владыка царей земных? Не на тебя ли указал своим верным братьям и сестрам, чтобы отдать на заклание?! Ибо пришла, сказала – не послушал, пришли трое, заплевали – не услышал, церковь Спасителя попеняла – не понял. Значит, язычник и мытарь. Быть таким брошенными в геенну, где червь не умирает, и огонь не угасает.

Тайная вечеря удалась на славу: вампиры, присутствующие на обряде очищения остались довольны. Их полуобнаженные, истомленные усталостью и негой тела говорили сами за себя. Лобзание Святых! Многие уже просто отдыхали, поедая то, что осталось от предыдущей девушки, зажаривая нежное мясо над огнем. Ни с чем не сравнимое удовольствие. Некоторые все еще омывали друг другу ноги, вытирая полотенцем, которыми перепоясывались.

Кто-то скажет: «а как же?»

А разве сгнить, как падаль, не доставляя удовольствие, чем-то лучше, чем быть съеденным?

И совсем Манька удивилась, когда голосом, чем-то напоминающим голос русалок, крикнула во всю мощь своих легких, когда решила, что девица ей порядком поднадоела.

– Пусть умрет! – она противоестественно, как-то даже театрально взмахнула руками, щелкнув плетью. – Убейте! Снимите оковы, будьте свободны! Кричи, проклинай Бога и Дьявола!

– Не убивайте меня! Пожалуйста! Не убивайте! – прохрипела девушка.

– Я что-то непонятно сказала? Ну!.. Ну! – грозно вопросила Манька.

– Я проклинаю Бога и Дьявола… Нет! Ххх… Я же проклинаю… – кровь пошла горлом. – Я никого не проклинала бы, вас только…

– Пусть будет проклято исчадье Ада! Антихрист, пшел вон из нашего дома! Проклят всякий, кто помогает отродью! Умри! И отсебятину не придумывай, читай… Сдохнешь с тобой…

– Я, Господи, проклинаю, умри, или меня убей… Бог мерзость, Бог свинья… Дьявол злой, я готовлю ему могилу…

Глядя на девицу, Манька понимала – не врет. Так оно и было, хоть и читала по бумажке. Бог отнесся к ней по-свински. Она злится, наверное, вопиет о несправедливости. И что бы не говорила, чтобы не делала, ей не дано изменить предначертанное. Бог не любил ее. Спаситель не любил ее, прокляв прежде, чем родилась, когда вооружил против нее армию вампиров. Она не любила ее. Положа руку на сердце, Манька призналась себе: быть Богом, пожалуй, приятнее, чем быть Ее Величеством – в руке Бога жизнь и смерть. В гостиной собрались именно боги, которые осознавали свое величие.

Приятные мысли приходили сами собой, когда взгляд ее падал на истерзанное тело: «Мы спим рядом с вами, одеваемся, как вы, ходим посреди вас. Но вы не можете послать нас на смерть, а мы можем. И пошлем – не раз и не два! И будете убивать друг друга. Мы будем смотреть на вас, и говорить с вами, и вы будете пить наши слова, как мед. Вы нуждаетесь в нас, во всех, кто сидит здесь, тихо обсуждая последние новости. Не об убитых, конечно же, о Благодетелях, которым за морем не сидится. Что вы без нас? И побежите от нас к ним, а там то же самое… – мысли ее стали грустными. – К нам почему-то не бегут… ну и не надо! – и тут же избавилась от них. – Это у них с кровью проблемы, а у нас ресурсы неограниченные! Пей, ешь, сколько влезет, и налоги не плати, если мышца над тобой простерта крепкая. А как хотели, поесть нашей плоти, попить нашей кровушки, мощами нашими подлечиться, помолиться на своих костях в церквях наших и корить нас за то, что берем плату?»

– Эй, ты, руку мне порежь! Порежь, я сказала!..

– Господи, вы видите, она руку мне… заступись, Господи, посмотри, что эта тварь сделала! – увещевать было приятно. Манька подняла окровавленную руку, возведя очи к небу, обошла мужа и встала напротив, смачно плюнув ему в глаза. – Смотри, что ты наделала! Ядовитая змея! Отомстится тебе в семьдесят семь раз семеро! – обошла его еще раз, вставая за спиной, за мужчиной, который держал девицу. – Господи, разве не грешница перед тобой? Воззри, Господи, на обиды мои! Разве гнали бы меня люди? Видят они – злое человеческое нутро у всех на виду! Валит с ног чудовище, убивает. А мы кажем его и тебе, Господи, и человеку. Кто как не ты проклял бы… ее первым? Вот и прокляни, Господи, защити нас от зла, – Манька развела руками, – нас всех! И Дьявола накажи, если недостойно и милосердно покарает виновницу!

– Иди к нам, к нам! Мы ждем! Мы защитим!.. – нежно позвала молодая фрейлина невесть кого, но и она не могла смотреть на жертву равнодушно. Задумалась, разглядывая кусок измученной плоти, и вдруг закапризничала, поворачиваясь спиной. – Я не хочу никого звать… Я-то позову, а спать потом как? Вдруг придут… Наши-то, небось, приходят! Дьявол, Бог – к чему они мне здесь? Пусть они там убьются! Не буду звать, я боюсь!

– Ну, ты и дура! Помнится, Его Величество намедни рассуждал, что Бог и Дьявол ничем не лучше друг друга, якобы яблоко от яблони недалеко падает, – прикрикнула Манька, возвращая фрейлину жестом руки. – Как можно Бога с Дьяволом сравнить?

– Так это же хорошо! – развела фрейлина руками. – Пытают, наверное, вот проклятая и рассуждает: Бог озлобился, Дьявол не пожалел – одного поля ягоды, а Его Величество повторил. Думаю, мучают ее – и такая боль, что крик через все наши разоблачения проходит.

– В принципе, Его Величество прав, – ввязался в дискуссию молодой человек на спине Его Величества, утомившись разоблачать. – Мы и Богом любимы, и Дьявол нас не обижает.

– Вот-вот, я представляю, как мой прицеп предстал в своем бесовском одержании… – обрадовалась поддержке фрейлина. – Там, наверное, все обхохотались… Противный был, сопли до пояса, боялся на свет выйти. Не знал, как обувь надевают, так и не запомнил. Болезнь у него… эта, как ее? Аутизм… Они дураки что ли, чтобы заставлять кого-то жить с такими калеками? – она изменилась в лице от отвращения.

– Зато в математике шарил, а от тебя какой толк? – разозлилась Манька, не удовлетворившись словами фрейлины, предназначенными для уст чудовища. – А тосковать зачем? И меня приревновал. Ага, к Дьяволу! Я, сказал, вершина Дьявольской изобретательности, чтобы мучить честного человека. Это я-то? После того как мы его освободили от чудовища? Знаешь, я не железная. Сядешь на спину сейчас вместо нее, – Манька ткнула пальцем в жертвенную овцу для сравнения. – Потерпим, дорогая?