Требуемое Лариса получила, имелись в запасе путешественников саморазгревающиеся банки чая и кофе, хотя и немного.

Она подтянула одеяло к горлу, потому что холодать стало быстро и ощутимо.

— Так вот. В какой-то книге я очень давно прочитала фразу: «Выслушайте мою историю. Итак, я родился в Кордове…»

— «Рукопись, найденная в Сарагосе», — не удержалась Ирина.

— Вот именно. Спасибо, напомнила. Слушай дальше.

…Эх, Лорка, Лорка, — сказала я себе, очередной раз сделав совсем не то, что хотела сама, да и ребята ждали от меня. Это что же за натура такая — чтобы всю жизнь назло себе самой и другим? Помню, в детстве мама часто говорила: «Ну и убойще!» Отстою в углу несколько часов, но не сделаю получасового дела по просьбе родителей. По сути — всю жизнь сама себя наказывала. Повзрослев, но не поумнев в этом смысле, задавалась вопросом — почему, зачем? А может быть, есть в этом какой-то высший смысл, для чего-то и кому-то это нужно? Карма, наконец. Теперь понимаю — настал тот самый «конец», который ни преодолеть, ни победить без такого характерца, как у меня, не получится.

Говорят — женская интуиция, женская интуиция, и каждый понимает под этим что-то свое. Собственно, и понимают по-разному, в зависимости от пола, возраста и даже времени года. Да и женщины все разные… Не будем перечислять типажи от «душечек» до таких «кривых поленьев», как я…

В таких случаях говорят: «как будто черт дернул». Сказав Олегу: «я сейчас», пошла, почти побежала, ха-ха, «налево», то есть влево от входа в пещеру. Лес практически одинаков был везде. Красивый такой и необычный. Никогда не бывала в Африке и вообще в тропиках, не считая Абхазии с Аджарией.

Затянула ремень с пистолетными кобурами, осмотрелась. И вдруг услышала зов, обращенный именно ко мне. Голос такой нежный и мужественный одновременно. В юности мечтала о мужчине с таким чудным, мягким баритоном. Представляла, как будут красиво звучать его признания в любви ко мне, замечательной, необыкновенной и неповторимой.

Увы, мечты, мечты, где ваша сладость, как сказал… Пушкин? Не помню.

Однако ж, кажется, дождалась! Голос звучал и звал меня, ощутимо удаляясь. Мне пришлось ускорить шаг, чтобы слышать его отчетливее. А слушать было что! Если Одиссею пришлось заткнуть уши своей команде, чтобы миновать остров и на свою погибель не поддаться чарам сирен, то мой слух был в порядке. И там ведь были коварные бабы, а мужчина с таким великолепным голосом не должен, не может быть коварным и вероломным.

«Ты любишь, когда тебе посвящают стихи?» — Это первое, что он у меня спросил, когда я начала вслушиваться в смысл слов, помимо наслаждения оттенками и интонациями голоса.

Отвечать я не стала, да и глупо было бы, не видя — кому. Помню, как, очутившись в «новой» Москве, удивлялась, впервые увидев непропорционально много сумасшедших, на ходу бормочущих, а то и кричащих невесть что в белый свет. Только позже узнала, что это они все разговаривают по «сотовым» телефонам, или — «мобильникам». Додумались же люди!

Голос звучал и звучал, а я шла и шла. Не знаю, сколько это длилось, думаю, не меньше часа. О друзьях я совершенно забыла, как и о том, что нужно примечать путь, если хочешь вернуться. Не до того было…

Анна слушала затаив дыхание, Ирина тоже не без интереса. Только не оставляло ее ощущение, что видит перед собой не импульсивную, скорую на язык, не любящую лишних слов Ларису, а актрису провинциального театра, уныло бубнящую заученный монолог. Нормальные люди так не говорят.

Хотя кто его знает, может быть, оказавшись там, где она побывала, именно этим и занималась, для сохранения психики — прокручивала в памяти случившееся и переводила в форму ненаписанного дневника.

— …Потом он мягко приказал мне остановиться и присесть. Присесть было куда: замечательный берег маленького круглого озера, с абсолютно неподвижной — ни рябинки, и прозрачной — каждый камешек на дне виден — водой. Шалаш из местной растительности, открытый в сторону берега. В нем плетеный стол и плетеные же кресла вокруг, числом восемь. На столе несколько бутылок с вином, минеральная вода, хрустальные бокалы…

Села. Голос неожиданно стих. Зато послышались звуки легких шагов. Вот они, идут! Сразу вспомнились слова Пушкина: «Все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор…» И вправду — великолепные фигуры, и не лица — лики! Мороз пробежал по коже. Никогда я подобного не видела! Хорошо, что бабушка водила меня в детстве в хорошие, неразоренные храмы. Вот там, на иконостасах — Небесное воинство ангелов и архангелов.

Семь непередаваемо прекрасных мужчин, одетых в белые полупрозрачные хитоны или туники, подошли, поздоровались, склонив головы и приложив ладони к сердцу. По непонятному принципу расселись по свободным креслам. Очевидно, ритуал и порядок имел специальное значение.

— Лариса, мы выбрали тебя — догадываешься почему? — спросил сидевший прямо напротив. Я помотала головой. «Нет, мол, не понимаю». В своей походной одежде, с пистолетами на ремне, давно не мытыми волосами, рядом с ними я чувствовала себя отвратительно, ужасно. — Твои друзья уже столько натворили хорошего и плохого, что пришла пора и нам вмешаться. Ты для этого самая лучшая из вашего Братства. Грешница — но безгрешна, умна — без лжемудрствования. Верующая — раз, женщина — два, настоящая землянка — три. Обладаешь огромной силой духа — четыре. Остальные качества тоже как нельзя лучше подходят для той миссии, что мы решили тебе доверить. И самое главное — никто, кроме тебя, не услышал нашего зова…

Дальше разговор пошел в таком ключе, что я на равных с ними обсуждала возможность приведения в равновесие миров нашей многострадальной Земли. И терминология использовалась совсем другая, чем употребляли ты, Андрей, Шульгин, Сильвия…

Кстати, к моему вящему удовольствию, было сказано, что все космические «чурки» с планеты исчезнут. Как-то мне вдруг стало понятно, что никто из людей любой национальности такого обозначения не заслуживает. Только инопланетные пришельцы, а более того — «пришелицы». В тот момент я их всех возненавидела!

И вдруг на очередном повороте разговора, коснувшегося конкретизации моих действий в отношении мужчин Братства, и в особенности — женщин, я ощутила тот самый «ступор», после которого никто не мог заставить меня что-то сделать. Даже я сама себя.

Будто ледяной ветерок пролетел над распаленным эмоциями мозгом. Это что же, значит? Брось сейчас на стол пистолеты, потом — браслеты, все, сколько их есть, сдай им тебя, Сильвию, Антона, наверное, сворачивай экспедицию?! Вообще все дела, что мы с ребятами затеяли, отдай под их ангельское покровительство? Они все знают и все за нас решат?

А вот уж хрен вам!

И немедленно почувствовала: они, споткнувшись об этот самый «ступор», стали менять интонации и смысл своих речей.

Тут же вспомнилось новиковское признание о невыносимости психической атаки, хоть в петлю — легче и проще. Есенин, наверное, такой выбор и сделал. С Шульгиным в Испании тоже нечто подобное было. Но они ведь выдержали! А я с моим характером покрепче буду!