Смиту удивительно повезло. Неподалеку от водопада, в укромном, скрытом от глаз месте, у него был тайничок, в котором он прятал все, что удавалось награбить. Смит взял здесь оружие и снаряжение и на обратном пути увидел на прибрежном песке следы. Он остановился как вкопанный, сочно выругался и расхохотался во все горло. Никакой ошибки быть не могло: три отчетливо видных следа спускались прямо к реке. Два из них сказали бы любому наблюдателю, что здесь прошли не люди, а мастодонты в человеческом облике. Шаги были необычайной длины; вмятины, оставленные огромными ножищами, были такие, что в них можно было бы поместить футляр от скрипки. Такие ноги должны были служить опорой для тела необыкновенной величины и веса. Третий след, гораздо более мелкий и легкий, очевидно, принадлежал человеку среднего роста, который семенил ногами.

— Двое буров, — пробормотал Смит, снова пускаясь в путь, и прибавил глухим голосом: — И Джемс Виллис.

При этом суровая складка легла у него на лбу.

— Мерзавец! И походочка все та же, что на Трид-Миле.

Эти слова требуют некоего пояснения. До 1873 года во Франции каторжников приковывали по две пары к одной цепи; кроме того, им надевали на ноги стальные кольца, к которым прикрепляли еще одну цепь. На этой цепи висело тяжелое ядро. Каторжник волочил его за собой по земле вплоть до полного отбытия срока. Постоянное усилие, которое для этого нужно было делать, вырабатывало у заключенных особую походку, от которой они не могли отделаться даже после освобождения. Они по старой привычке волочили ногу, к которой некогда было приковано ядро. Для полиции это служило важной приметой, по которой она узнавала рецидивистов.

В Англии, где исправительная система резко отличается от системы французской, заключенному оставлена свобода движений. Однако не думайте, что англичане, всегда кичащиеся своим человеколюбием, создали у себя в местах заключения такую уж сладкую жизнь. Как люди практичные, они решили не растрачивать попусту человеческие силы, не заставлять осужденных бессмысленно волочить за собой тяжелое ядро, а извлекать из них пользу. В каждой английской тюрьме установлено для этой цели несколько больших колес — таких, какие приводят в движение водяные мельницы. Это и есть Трид-Мил. Здесь во всем блеске проявилась англосаксонская изобретательность. Заключенный должен приводить колесо в движение несколько часов подряд. Человека ставят на плицу. Естественно, она опускается. Тогда он должен немедленно прыгнуть на следующую плицу, иначе у него будут переломаны ноги. Так он должен прыгать с одной плицы на другую, пока не выполнит свой урок. Колесо вращается быстро, но не подумайте, что заключенный может замедлить его движение. Адская плица все время уходит у него из-под ног, и подходит другая. Он должен либо продолжать прыгать, либо станет калекой. Эти упражнения, этот бег на месте по движущейся поверхности вырабатывают у английского заключенного мелкий, прыгающий шаг, который, в общем, напоминает походку «воспитанника» французской каторги.

Сэму Смиту все это было отлично известно, и он сразу узнал по следам нервную, прыгающую походку, от которой его преподобие — он же Джемс Виллис — не смог отделаться несмотря на все старания.

Сэм Смит и не надеялся, что ему удастся так легко найти всю тройку. Теперь он пошел по следу и недалеко от реки услышал шум, который заставил его насторожиться.

— Вот они, мои молодчики! — пробормотал Смит. — Какие, однако, жалкие дураки! Ну разве можно орать так громко? Они как будто и не подозревают, что вода отражает звук и делает его слышным очень далеко.

Мы уже видели выше, как ловко Смит использовал положение, как он выведал тайну у трех компаньонов, с какой жестокостью он отомстил своему врагу и как зуботычины помогли ему завоевать симпатии буров.

Когда Корнелис, Питер и их новый хозяин заметили исчезновение пироги, они не стали тратить время на бесплодные взаимные упреки. Все трое поняли, что за ними следят и что им грозит опасность. Они не знали, какая именно и с чьей стороны, но от этого она только казалась больше. Каждый свернул свое оружие и снаряжение в тючок и устроил его у себя на голове. В таком виде все трое потихоньку вошли в воду. Спустя несколько минут они благополучно выбрались на берег, оставив его преподобие на дереве. Рот у него был заткнут, и он задыхался. Его буквально свело от бессильной ярости, и все тело ныло от боли. Его преподобие считал себя погибшим, он видел приближение неминуемой смерти и все же пытался выторговать у нее хоть небольшую отсрочку.

Однако, если он и оцепенел, едва увидев Смита, то уход грабителя помог ему снова обрести обычное хладнокровие, ничуть не соответствовавшее ужасу его положения. Он решил немедленно освободиться от пут, причинявших ему тяжкие боли, используя для этого приемы, которые знал по своему старому опыту каторжника.

Внезапно он стал различать слабое, но непрерывное потрескивание и снова пришел в ужас.

Эти странные звуки раздавались у подножия того самого дерева, на которое его взгромоздил Сэм Смит, и обезумевшему пастору снова почудилось нашествие змей. Но нет, ползание змей по дереву сопровождается шуршанием, не похожим на звуки, которые его испугали. Одновременно он услышал какой-то особенный, острый запах, который медленно поднимался и насыщал пропитанный сыростью воздух.

Его преподобие сразу узнал муравьиную кислоту, обильно выделяемую некоторыми видами муравьев. Он задрожал при мысли об ужасной пытке, которая его ждет, если на него набросятся эти жестокие перепончатокрылые насекомые. Не то чтобы была так опасна выделяемая ими кислота, но африканские муравьи ужасно прожорливы, и опасность заключается в их неисчислимом множестве. Не раз случалось, что крупные животные, как лошади, быки и даже раненые слоны, попадавшиеся на пути прохождения муравьиной колонны, погибали за одну ночь: их съедали миллионы маленьких насекомых и оставляли начисто обглоданные скелеты.

Его преподобие знал это. Густой запах говорил ему, какое множество насекомых на него надвигается. Он понимал, что будет съеден заживо.

Пусть читатель не подумает, что мы что-нибудь преувеличиваем. Доктор Ливингстон часто встречал крупных черных муравьев, имеющих до двадцати пяти миллиметров в длину. Туземцы называют их «лешониа». Подумайте сами, какие опустошения может произвести, армия этих лешониа, густо покрывающая площадь длиной в триста и даже четыреста метров и шириной в пятьдесят метров. Тогда вы сможете понять, какой страх охватил Джемса Виллиса.

Рот у него был заткнут, но все же он глухо зарычал, когда почувствовал, что по ногам у него ползут тысячи проворных лапок. Он испытывал острую боль в ноге, точно его ущипнули стальные клещи. Кусок кожи был сорван, муравьи начали свое пиршество. Его преподобие стал судорожно корчиться и напрягать до предела все свои онемевшие члены, но Смит, связывая его, вспомнил свое старое матросское ремесло и завязал такие узлы, которые не поддавались никаким усилиям.

Муравьи, возбужденные запахом крови, с одинаковой жадностью пожирали и тело, и одежду, и даже кожаную обувь. Бандита брала приступом целая армия, она захватила его с головы до ног. Как мы уже сказали, ему в рот воткнули тряпку. Концы ее отчасти прикрывали лицо. Но скоро и оно будет искусано муравьями, затем язык, глаза, а он ничего не может предпринять против маленьких челюстей, которые держат его и не выпускают.