— Ему не нравится, что ты холодная. — Его глаза снова перемещаются в сторону, а затем он улыбается. — Он бесится из-за того, что ты здесь так долго.

Мое сердце переполняется.

Я упираю руки в бедра.

— Не то, чтобы я никогда раньше не была на снегу, ребята.

Его брови сходятся вместе, и он кивает.

— Я возьму елку.

Не могу не смотреть, как Лукас низко приседает. Его джинсы туго обтягивают мощные мышцы бедер, и когда он тянется вперед, чтобы засунуть пилу под дерево, мне открывается прекрасный вид на его обтянутую тканью задницу.

— Это не должно занять много времени. — Он такой милый, и то, как напрягается его челюсть, когда он концентрируется, мужская решимость в его глазах, пока спиливает свою первую в жизни рождественскую елку. — И тогда мы отвезем тебя домой.

Мы отвезем тебя домой.

Никогда не перестану любить то, как он бессознательно говорит о Гейдже, напоминая мне, как далеко он продвигается в принятии своей темной стороны.

Но в последнее время я вижу, как он хмурится, массирует виски и как напрягается его челюсть. Хотела бы я придумать способ заставить его расслабиться настолько, чтобы позволить Гейджу выйти вперед, а не постоянно отталкивать его назад.

Мне недостаточно любить Лукаса таким, какой он есть, я хочу, чтобы он тоже любил себя.

Лукас

Дерево падает на землю, поднимая своим весом снежную бурю. Моя грудь раздувается от мужской гордости, что почти трудно глотать.

Мое первое дерево.

Наше первое совместное дерево.

Как бы мне ни хотелось посидеть здесь еще немного и окунуться в чувство удовлетворения и радости, искупаться в признательности и нежности, которые, как я чувствую, исходят от Шайен, Гейдж рвется наружу и заботится о ней, а я не готов ее оставить.

Пока нет.

— Позволь мне помочь. — Она наклоняется, чтобы ухватиться за ствол дерева.

Я поднимаю его и начинаю двигаться, прежде чем она дотрагивается до него рукой.

— Ни малейшего шанса.

— Эй! — она смеется, пытаясь ухватиться за верхушку дерева, которое скользит по снегу.

— Шай, пожалуйста. Тащи сюда свою задницу и составь мне компанию.

Она топает в мою сторону, и я поднимаю подбородок, чтобы скрыть улыбку, растягивающую мои губы.

— Ты никогда не позволяешь мне ничего делать. — Она выдыхает белую струйку пара.

Я пожимаю плечами.

— Ты переживешь это.

Ее взгляд устремляется на меня, а глаза сужаются.

Я знаю, что она ищет.

— Нет. Это все еще я.

— Когда ты говоришь такие вещи, трудно сказать наверняка.

Мои легкие немного сжимаются.

— Мне очень жаль.

Она хватается рукой в перчатке за мое предплечье, чтобы избежать пилы, и сжимает.

— Больше никаких извинений, Лукас. Тебе не за что извиняться.

Я киваю, хотя и не совсем согласен. Быть в настоящих отношениях с Шай — это лучшее, что когда-либо случалось со мной. Не могу сказать того же о ней. В конце концов, быть влюбленной в двух людей в одном теле не может быть легкой задачей.

Мы возвращаемся к дому в тишине, но я не упускаю из виду, как Шай продолжает пялиться на меня.

В последнее время я сдерживаю его, и почти уверен, что она об этом знает. К счастью, Гейдж не слишком настаивает на том, чтобы выйти вперед. Но он — моя иррационально защитная сторона, яростно собственническая сторона, и когда Шай дышит на свои руки в перчатках, чтобы согреть лицо, я чувствую, что его терпение на исходе.

Оставляю елку на крыльце, стряхиваю снег с ботинок и направляюсь внутрь, чтобы расшевелить тлеющие угли и подбросить полено в дровяную печь. Бадди свернулся калачиком на своей плюшевой собачьей подстилке, впитывая тепло.

— Кто-то наслаждается роскошью жизни в закрытом помещении. — Я глажу его по голове, и после хорошего, долгого потягивания он бежит к двери, чтобы полежать на солнышке.

Шай скидывает ботинки и снимает перчатки.

— Хочешь, я приготовлю немного горячего шоколада?

— Конечно. Ты все еще хочешь, чтобы дерево было здесь? — я устанавливаю подставку, которую мы собрали сегодня утром, прямо перед окном, выходящим на ручей.

Ее руки скользят вокруг меня сзади, и она утыкается носом в мою лопатку.

— Куда бы ты ни захотел, меня это устроит. Это Рождество для тебя. Для вас.

У меня внутри все сжимается от странного сочетания тревоги и возбуждения.

Никогда раньше по-настоящему не отмечал Рождество, и я понятия не имею, чего ожидать от Гейджа. Это одна из причин, по которой я сдерживаю его. То, на что я был неспособен раньше, но теперь немного контролирую.

Перевожу ее руки с пресса к своей груди и прижимаю костяшки ее пальцев к губам.

— Думаю, здесь дерево будет отлично смотреться.

Она подходит ко мне ближе, и эти голубые глаза, которые проникают глубоко в мою душу, наполняются теплом.

— Я люблю тебя, Лукас.

Боже, устану ли я когда-нибудь слышать эти слова?

Я втягиваю воздух и провожу своим носом по ее носу, закрывая глаза и расслабляясь в ее объятиях.

— Я тоже тебя люблю.

Она оставляет легкий поцелуй на моих губах.

Я стону, когда Шайен втягивает мою нижнюю губу в свой рот. Ее язык скользит один раз, прежде чем она прикусывает достаточно сильно, посылая быстрый укол боли от моего рта к животу.

— Шай… — мои руки крепко сжимаются вокруг ее поясницы, когда чернота мерцает у меня перед глазами.

— Да? — ее хриплый ответ — чистая невинность, прежде чем она посасывает мою верхнюю губу и с тем же удовольствием кусает ее.

Я окидываю завесу, когда она опускается, угрожая погрузить меня во тьму.

— Ты играешь с огнем. — Мое дыхание прерывистое.

Она скользит руками по моей талии и вниз… вниз… вниз…

— Я точно знаю, что делаю. — Ее голос похож на мурлыканье, и мои бедра толкаются к ней.

— Не могу удержать его, когда ты делаешь это. — Я погружаю свой язык между ее губ, наслаждаясь тем, как она жадно берет меня глубоко в свой рот.

Шайен трется своим телом о мое, ее ногти впиваются в мою обнаженную плоть, и я чувствую, как меня затягивает во тьму.

— Тогда не удерживай.

Завеса падает.

Гейдж

Я пытаюсь.

Я действительно чертовски стараюсь.

Но мужчина не может справиться со всем сразу.

Столпом силы я не являюсь. Не тогда, когда дело касается Шайен.

Лукас заслуживает этого. Провести нормальный отпуск с женщиной, которая любит его больше, чем свой следующий вздох. Он заслуживает это дерьмо, и если бы я был лучшим человеком, то оставил бы его в покое.

Единственная проблема в том, что я влюбленный эгоистичный придурок и