Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его глаза ищут мои с замешательством, отраженным на его красивых чертах, и он, должно быть, находит то, что ищет, когда прижимается ко мне всем телом в объятиях, от которых у меня перехватывает дыхание.
— Я не заслуживаю тебя, но собираюсь оставить себе.
Утыкаюсь лицом в его шею и чувствую, что он тянется за чем-то в мыльнице, затем разделяет наши тела достаточно, чтобы надеть презерватив. Он поднимает меня, прижимая спиной к стене, а я обхватываю ногами его талию. Жду, что он мощно ворвется в меня, но Гейдж держит меня вне досягаемости и обхватывает ладонью мою щеку.
— Скажи мне, что это реально.
На секунду я задаюсь вопросом, ушел ли Гейдж, но его нахмуренные брови и сжатая челюсть говооят о том, что это не Лукас.
— Надеюсь на это; если нет, то пробуждение от этого сна будет пыткой.
Он прижимается ко мне и медленно входит. Его глаза не отрываются от моих, и мы зачарованно наблюдаем друг за другом, пока наши тела соединяются физически также, как мы связаны уже эмоционально.
Он прижимает меня к плитке в безжалостном захвате.
— Мы никогда не отпустим тебя, Шай. Вот так. Убежишь, мы догоним тебя. Спрячешься, мы найдем тебя по запаху. — Он толкается вперед так, что, я предполагаю, должно быть угрожающим, но это только ускоряет приближение моего оргазма. — Ты никогда не избавишься от нас.
— Я никуда не собираюсь уходить. — Его угрозы должны пугать меня, но вместо этого заставляют чувствовать себя в большей безопасности, чем я когда-либо чувствовала раньше. Потому что это мой постоянный страх и причина держаться подальше от тех, кто значит для меня больше всего, потому что я никогда не переживу потерю того, кого люблю снова.
Его лицо искажается в агонии, и он опускает лоб на мое плечо, толкаясь в меня.
— Обещай мне.
Не могу представить жизнь без Лукаса. Без Гейджа. Все мои надежды и мечты бледнеют в день нашей встречи, и с тех пор превращаются в нечто гораздо большее, чем работа и известность. Все, что имеет значение — это мы. Наша любовь, совместная жизнь.
Я создана для больших дел. Моя мама знала это. И любить Лукаса — это больше, чем я могу себе представить.
— Обещаю. — Я утыкаюсь носом в его волосы, притягивая глубже в свои объятия. — Ты застрял со мной.
— Бл*дь, да. — Его толчки ускоряются, и все становится безумным. Руки сжимаются, ногти впиваются, и когда он дергает мою голову в сторону, то шепчет на ухо:
— Я люблю тебя, Шайен.
Как будто наши тела созвучны, мой оргазм пронзает меня за несколько секунд до того, как он толкается в последний раз и стонет в мою шею. Мы держимся друг за друга, тяжело дыша сквозь пар, наши сердца колотятся о ребра.
Он наклоняется так, что его рот оказывается у моего уха.
— Я твой. С этого момента тебя ничто не коснется. Я никогда никому не позволю причинить тебе боль.
— И я никогда не позволю никому причинить тебе боль, Гейдж.
С дрожащим выдохом его тело замирает.
— Спасибо, — шепчет он, и его мышцы расслабляются, а мертвая хватка на мне ослабевает. После нескольких глубоких вдохов он отстраняется, моргает, и застенчивая улыбка появляется на его губах. Но даже в этом есть немного дерзости.
Я хихикаю и обхватываю его челюсть.
— Привет, Лукас.
Он прижимается своим лбом к моему.
— Я скучал по тебе.
Мои глаза устремляются туда, где соединяются наши тела.
— Не думаю, что я смогу подойти еще ближе.
Он смеется, и звук окутывает меня любовью.
— Давай обсохнем. Хочу, чтобы ты вернулась в мою постель.
Он ставит меня на ноги и избавляется от презерватива, прежде чем протянуть полотенце и заключить меня в свои объятия. Мы вытираемся и забираемся в его постель голыми, обнимая друг друга и прижимаясь нос к носу.
— Ты сменил простыни. — Они темно-серые и пахнут мылом.
Он краснеет.
— Выбросил старые. — Он пальцами крутит длинную прядь моих волос, и выражение его лица становится серьезным. — Я собираюсь выполнить миссию своей жизни — сделать тебя счастливой, Шай. — Он пытается скрыть это, но я вижу страх в его глазах. — Я сделаю все, что потребуется. Терапия, лекарства, что угодно…
— Ты и так провел большую часть своей жизни, пытаясь заслужить любовь женщины.
— Нас нелегко полюбить.
Не слова разбивают мое сердце, а то, как он это говорит, как будто это истина. Цепляясь пальцами за его подбородок, я заставляю Лукаса посмотреть мне в глаза.
— Для меня никогда не было ничего проще, и я не собираюсь усложнять это для тебя, Лукас. Достаточно просто быть с тобой.
Он пожимает одним плечом.
— Я сломлен. Сплит. И никогда не буду нормальным.
— Знаю, что не всегда будет легко, но я не хочу тебя менять. Люблю тебя таким, какой ты есть, и именно тебя я хочу. Ты никогда не давал себе свободы просто быть собой. Тебе больше не нужно скрывать, кто ты, Лукас. Никогда больше. Особенно от меня.
— Я тебя не заслуживаю. — Он моргает, и его взгляд фокусируется прямо над моим плечом, прежде чем вернуться ко мне. — А вот он довольно самонадеян, не так ли?
— Он — идеальное инь для твоего ян.
Его губы касаются моих.
— Ты предпочтешь… — еще один поцелуй. — Оставить Пейсон и следовать за своими мечтами? — его язык погружается в мой рот, и я открываюсь ему, пробуя на вкус его опасения, уязвимость, но целую его со страстью, которая, надеюсь, развеет все его опасения. — Или… — он целует кончик моего носа. — Бросить все это ради парня, который ни к чему не стремится?
— Хм… — я постукиваю себя по подбородку. — Отъезд из Пейсона означает уход от всех, кого я люблю, и мне не нужно далеко ходить, чтобы осуществить свои мечты, потому что все они связаны с мужчиной, который сейчас находится рядом со мной.
Его глаза закрываются.
— Шай…
— Поэтому я выбираю остаться в Пейсоне и строить свое будущее с мужчиной, которому принадлежит мое сердце. — Он не отвечает, но задумчиво наблюдает за мной. — Так что? Что скажешь? Сможешь ли ты жить с этим?
— Мы сможем.
Глава 41
Шайен
Я потею, но не потому, что мне жарко. Черт возьми, это почти невозможно, с учетом того, что в коридорах больницы работает кондиционер на 16 градусов.
Я нервничаю. Покидаю этим утром теплые объятия Лукаса и отправляюсь домой только для того, чтобы узнать, что Сэм спрашивает обо мне. Не имея возможности дозвониться до меня по мобильному, ее мама звонит моему отцу — ааа, и внезапно нам снова стало по восемь лет — чтобы