морить себя голодом. В том, что ночью покину эту постылую обитель рядом с кладбищем Мадлен, я уже не сомневалась.

Будет именно так. Я сбегу. Вероника с Изабеллой обретут хотя бы шанс на спасение!

Уже под вечер я увидела, как граф в компании Брике несколько раз прошелся по улице Анжу, поглядывая на мои окна. Я посылала им отчаянные знаки, показывая, что нахожусь под замком, и, кажется, была понята правильно. Бравый Жильбер приподнял шляпу, как бы успокаивая меня, а потом показал на часы, будто намекая, что надо подождать. Очевидно — подождать темноты. Я с жаром закивала. Сам Бог привел Буагарди в Париж, иначе бы мне не выбраться из этой передряги!

«А Талейран… О, какой гнусный тип! Как я не поняла — тогда, во время его последнего вечернего визита в эту спальню — что он принимает для себя окончательное решение: предать или не предать меня? Он даже не скрывал, сам говорил об этом! Он пустился в свои сентиментальные излияния, чтобы спровоцировать меня на откровенный ответ. Если бы я сказала «да», купилась на его посулы, он бы, возможно, не предал меня. По крайней мере, не стал бы вмешивать в дело детей. Но я, как глупая, прямо брякнула «нет», не захотела хитрить, и ему стало предпочтительнее продать меня Клавьеру, чтобы иметь хоть какую-то выгоду от отношений со мной…»

Когда стемнело, зашумел холодный, какой-то почти осенний, дождь. Молнии прорезывали темноту сада. Одетая, я забралась с ногами на постель, задернула полог, чтобы возможные соглядатаи думали, что я сплю. Около полуночи сквозь шум капель со двора донесся шорох. Подбежав к окну, я увидела, как мелькнули две темных тени внизу. Длинная садовая лестница взметнулась вверх и уперлась в стену под моим балконом. Увы, ее высоты не хватало — она не доставала до моего окна примерно на восемь футов[71]. Впрочем, для Буагарди это не стало препятствием для проникновения в комнату. Поднявшись по лестнице, которую внизу придерживал Брике, он ухватился за перила балкона, мощным движением подтянулся, перебирая руками, и уже спустя мгновение встал передо мной, обдав кучей брызг.

— Приветствую вас, мадам. Однако странное место для встречи, не так ли?

Его зеленые глаза азартно блестели.

— Очень странное! — сказала я в сердцах. — Не знаю, поняли ли вы это, граф, но Талейран взялся любой ценой задержать меня в Париже!..

— Я понял это. И безмерно благодарен за то, что вы разбавили мою нынешнюю обывательскую жизнь маленьким приключением.

Он шутил или вправду был доволен? Я решила не допытываться. Меня беспокоило другое.

— Как мне выбраться отсюда, сударь? Лестница не так длинна…

— Да, Брике позаимствовал ее у здешнего садовника, но она, как я и предвидел, мало нам поможет.

— А что же поможет? Что? — допытывалась я нервно.

— Есть одна вещица. — Буагарди, лукаво изогнув бровь, распахнул мокрый плащ и показал мне обмотанную вокруг его талии крепкую шелковую веревку. — Доверьтесь моему опыту. Перед вами человек, который покорял башни…

Он имел в виду свой прошлогодний побег из сомюрской тюрьмы. Тогда Буагарди с помощью веревки спустился с головокружительной высоты с пятьдесят футов. Правда, сорвался во время спуска и слегка поранился… Однако цели своей достиг — бежал, и синие его не поймали.

— Вы тогда спускались сами, — проговорила я испуганным шепотом, — а сейчас… как же мы двое…

— Доверьтесь мне, мадам. Я сделаю все, как надо, и в своих мускулах не сомневаюсь. Кроме того, по сравнению с башней Гренетьер третий этаж дома Талейрана — как рисовое зерно рядом с тыквой.

Он велел мне одеться. Пока я набрасывала плащ Адриенны и завязывала ленты ее же шляпки, граф объяснил мне свой план: он свяжет мне руки в запястьях, а я потом закину руки ему на шею, как кольцо. Он спустится по веревке вместе со мной, это займет считанные минуты.

— Это пустячная высота, мадам, а за углом нас ждет ваш экипаж.

— Мой экипаж? Я еще не сказала вам, у меня нет документов… и мне надо немедленно выехать из Парижа!

Буагарди внимательно посмотрел на меня:

— Что случилось с вами за эти дни, что все стало так плачевно? Впрочем, не надо, не рассказывайте. Сейчас нет времени говорить об этом. Давайте сосредоточимся на моем плане. Вы не боитесь?

Боюсь ли я? Я отчаянно замотала головой. Разве я могла бояться чего-либо тогда, когда моим дочерям угрожала опасность?

— Делайте, что считаете нужным, господин де Буагарди, и располагайте мною как угодно! — Я с готовностью протянула ему руки. — Связывайте! Я готова на все…

Буагарди действительно оказался мастером в деле побегов. Я даже испугаться не успела, как он ринулся вместе со мной в темноту ночи, обхватив ногами веревку. Дождь лил потоками; дрожа, я чувствовала, как струйки воды льются мне за шиворот и стекают по спине. Граф начал спускаться — уверенно, ловко, как настоящий атлет. В какой-то момент, когда по улице шла шумная компания, он даже завис на несколько секунд, не двигаясь. Я чаще задышала от волнения.

— Не беспокойтесь, — шепнул он мне одними губами. — У меня хватит сил провисеть так целый час. Но это не понадобится.

— Надеюсь, — пробормотала я невнятно. От него исходила сила, я чувствовала мощь его тела, и это вселяло надежду, но у меня самой довольно сильно болели связанные руки и я хотела, чтобы все это поскорее кончилось.

Шумная компания удалилась. Потом проехал одинокий ночной экипаж, и тогда Буагарди в считанные мгновения спустился вниз. Мои ноги почувствовали твердую почву, мокрая трава хлестнула по щиколоткам.

— Боже мой! — прошептала я, не веря, что вырвалась из плена. — Вы сделали это, сударь!

— Это было нетрудно. Поздравляю вас! Теперь вы свободны от этого ренегата.

Он осторожно снял мои руки со своей шеи, развязал их, помог мне растереть затекшие запястья.

— Вы были храбры, сударыня. Впрочем, иного я и не ждал от герцогини дю Шатлэ.

Из темноты вынырнула долговязая фигура Брике:

— Стоит ли так долго разговаривать, мадам? У министра вроде бы нет собак, но зачем испытывать судьбу? Пойдемте к экипажу!

Будто какая-то неведомая сила бросила меня к нему. Я обняла его так крепко, как только хватило сил:

— Спасибо тебе, Брике! Ты — мой спаситель! Я в который раз обязана тебе жизнью!

— Да почему жизнью? — Недоумевая, он пожал плечами. Несмотря на темноту, было видно, что от такого проявления моих чувств он залился краской. — Разве мы вызволили вас из тюрьмы? Всего лишь из городского дома…

— Действительно, — сказал Буагарди, сматывая веревку, —