- Птицын! В 14 кабинет!

Курчавая голова невропатолога высунулась из двери 14 кабинета. Как только Птицын подошел - голова исчезла. За столом перед раскрытыми бумагами сидел ширококостный врач с крупными руками, точеным аристократическим носом и благородной осанкой. У него был утомленный вид. Военкоматский невропатолог, подобострастно скорчившись у стола, суетливо тыкал пальцем в бумаги.

Чужой врач сразу понравился Птицыну: он никак не ожидал увидеть такое интеллигентное лицо в этом вертепе военщины. Врач поднял глаза на Птицына, и ему показалось, что тот тоже внезапно проникся к нему симпатией. Родинка на правой щеке почему-то вызвала особенное доверие Птицына. В усталом, спокойном лице врача было что-то домашнее.

Врач принялся, как обычно делают невропатологи, манипулировать перед носом Птицына молоточком, просил его закрыть глаза, вытянуть руки перед собой, достать пальцем до кончика носа, померил давление, задал стандартные вопросы о сотрясении мозга.

- Какой институт вы закончили? - неожиданно для Птицына спросил врач.

- Педагогический имени Ленина.

- Какой факультет?

- Филологический.

- А что, у вас там не было военной кафедры?

- Сняли. . . год назад.

- Не женаты?

- Нет.

- Детей нет?

- Нет.

- Да, он типичный интроверт. Всё держит в себе! - наполовину коллеге, наполовину отвечая своим мыслям, заметил врач. - Вам бы, конечно, - снова повернулся он к Птицыну, - было бы лучше служить каким-нибудь военным журналистом. В стройбате вам, наверно, будет трудно. Там много восточных людей. . . Но с такой статьей. . . что еще может быть? Охрана зэков где-нибудь в Сибири. . . (После длинной паузы он, поморщившись, кивнул в сторону стола.) Невропатолог районной медкомиссии снижает вам диагноз: он считает что у вас вегето-сосудистая дистония.

- В больнице у меня был криз: 250 на 140! - гневно парировал Птицын.

- Это отмечено в документах? - удивился врач.

- Разумеется.

Врач-интеллигент подошел к столу, и оба медика стали просматривать выписку.

- Где?

Птицын, на ходу застёгивая рубашку, подошел к ним и ткнул в середину листа (он отлично изучил его содержание, прежде чем привезти в военкомат).

- Рвало? - испугался его враг, Захар Абрамыч, испугался, само собой, за себя: не переусердствовал ли он и не придется ли ему отвечать за свою настойчивость.

- Нет!

- Голова болела? - с тревогой продолжал допрос районный невропатолог.

- Да! В 915 горбольнице, - продолжал Птицын, еле сдерживая себя, - меня обследовали 50 врачей. Энцефаллограмма, РЭГ, ЭКГ. Велоэргометр. Я лежал два раза по месяцу! Меня консультировали два профессора, в том числе член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Тухес. Диагноз поставлен на основе объективных данных. Я не понимаю, что еще требуется?

Птицын вошел в раж - Захар Абрамыч резко оборвал его:

- Подождите в коридоре. Мы позже объявим вам свое решение.

Птицын вышел.

Через пять минут из кабинета решительно выскочил Захар Абрамыч.

- Вам придется лечь третий раз в больницу. . . для выяснения окончательного диагноза. Мы направим вас в Боткинскую. Там хорошие врачи! На днях вас вызовут повесткой в райвоенкомат по поводу арбитражной экспертизы. Подождите на выходе, я сейчас отмечу вашу повестку.

Если бы Птицын умел ругаться, он выругался бы от души трехэтажным матом. По крайней мере, мысленно он трижды проклял эту медицинскую крысу.

Птицын вышел на улицу с горячей, потной головой. Морозный воздух чуть-чуть остудил его лоб. Он принялся делать круги и зигзаги вокруг канализационного люка. Вот наконец вышел его враг в своем замызганном пальто и свалявшейся кроличьей шапке. Он нервно крутил в руках сигарету протянул Птицыну повестку:

- До свиданья!

Птицын прошел рядом с ним несколько шагов. Невропатолог тревожно покосился на Птицына.

- Неужели вы не доверяете врачам собственной больницы? Дважды я лежал. Пять десятков врачей меня обследовали. Прокручивали на тридцати всяких разных аппаратах. Что вам еще надо?

Тот не отвечал ни слова. Только нервно курил. Он явно не ожидал прямого разговора: Птицын разрушил иерархию, вышел из жалкой роли призывника, сверху вниз взиравшего на заоблачную фигуру врача призывной комиссии. Они остановились на трамвайной остановке. Невропатолог, нервически дергаясь, курил короткими затяжками.

- Вы на трамвай? - спросил он Птицына.

- Да!

- А я пешком!

Захар Абрамыч резко дернулся влево от Птицына и быстро-быстро засеменил по шпалам трамвайных путей (там совершенно не было другого прохода). Птицын некстати вспомнил веселую песню сбежавшего в Израиль Вадима Мулермана:

Опять от меня сбежала

Последняя электричка.

А я по шпалам, опять по шпалам

Иду домой по привычке.

6.

Птицын после ГСП позвонил Владимиру Николаевичу, который болел и был дома. Рассказал, что произошло. Владимир Николаевич назвал невропатолога сраным говнюком, после чего гневно выкрикнул:

- Пиши жалобу!

- Куда?

- В Главный штаб сухопутных войск!

- Но я даже не знаю его фамилии... И о чем я буду писать?

- Ты говоришь, он работает в 915-й горбольнице?

- Да.

- Как ты называл его имя-отчество?

- Захар Абрамыч.

- Узнать фамилию пара пустяков! Любовь Васильевна (она была женой Владимира Николаевича) позвонит из своей аптеки в неврологию и в два счета узнает... это ведь одна больница... Все они зависят от ее аптеки... Все отделения получают лекарства... Жди, не дёргайся... Я тебе перезвоню.

Птицын сделал себе чаю. Если курильщик, нервничая, бросается к родимой сигарете, то Птицын всё время пил чай. Минут через двадцать раздался звонок.

- Сеня! - Владимир Николаевич похохатывал. - Дело в шляпе! Знаешь, как фамилия твоего любимца?

- Как?

- Ни в жизнь не догадаешься!

- Вассерман? Зако-Витебский?

- Бери выше!

- Мейерхольд?

- Сруль!

- Как, как? - не расслышал Птицын.

- Сруль! Сергей, Раиса, Ульяна, Леонид, Мягкий знак. Сруль!

- Не может быть! Разве бывает такая фамилия?

- Представь себе! Захар Абрамыч Сруль! И отец у него был Сруль. И мать Сруль. И сестры и братья - все Срули. Работает в 4-й неврологии. Старшая сестра очень его хвалила : "Захар Абрамыч -очень-очень хороший врач, Любовь Васильевна!" А ты его не ценишь! В общем, накатай на него жалобу... позлее... Надо с ним потягаться! Если он Сруль, то тебе нельзя быть унитазом. Пускай он гадит в больничное судно.