— Как выедешь со стоянки, поворачивай налево, потом у светофора направо.

Коннелл проехал по Мидленд-авеню, параллельно шоссе.

— Сейчас еще один светофор, а на следующем сворачивай влево, на Кросс-Каунти-Ист.

— Мне на шоссе нельзя же...

— Делай что говорят, — спокойно ответил отец.

Он не дергался, не орал и не махал руками. В последнее время прежний отец появлялся изредка и ненадолго, словно призрак, проступающий из другого измерения.

Светофор, как раз когда они подъехали, поменялся на красный. Коннелл проверил ремень безопасности. Включился зеленый. Коннелл осторожно двинулся вперед и перестроился в левый ряд. Ему казалось, что машина идет слишком быстро.

— Как перестроишься, прибавь скорость. Поедем к Хатчинсон-Ривер-парквей.

— Хатчинсон? А если меня остановят?

— Там двигайся на север. Перестройся в левый ряд. Спокойно, не волнуйся. Машин сейчас на дороге мало. Ты будешь отличным водителем, если перестанешь нервничать. Давай пятьдесят — пятьдесят пять миль в час[23].

Коннелл нажал педаль газа. Скорость кружила голову, и он вдавил сильнее, глядя, как стрелка спидометра ползет к пятидесяти, потом к шестидесяти. Коннелл чуть-чуть сбавил скорость. У отца глаза были закрыты.

— Тебе нужно привыкать к реальным условиям на дорогах. Держись левого ряда. Сейчас мы выедем на Хатчинсон-Ривер-парквей. Ищи указатель на Мамаронек-авеню, выезд двадцать три-эн.

Коннеллу казалось, что он может сейчас поехать на любое шоссе Америки и вообще куда душа пожелает. Всю ночь бы так мчаться!

— Вон указатель, приближается, — сказал отец. — На въезде притормози, если за тобой машин не будет. Мало ли что может случиться — надо все время быть начеку.

Перед уходом на работу Эйлин должна была принять душ, помочь искупаться Эду, одеться сама и одеть Эда, соорудить завтрак и приготовить Эду про запас обед и ужин.

Она обвела розовым маркером кнопку «Вкл.» на микроволновке. На переднюю панель приклеила карточку с надписью «Нажать здесь» и стрелкой, указывающей на кнопку. Тарелку с едой заранее помещала в микроволновку и устанавливала нужное время. Делала это в последнюю минуту перед выходом, потому что весь день ее преследовал образ еды, которая протухает в микроволновке.

И все время она боялась, как бы Эд не ошибся. Если он нажмет не «Вкл.», а какую-нибудь другую кнопку, будет потом грызть замороженные блинчики или давиться холодным тушеным мясом. Часто она, вернувшись вечером домой, находила половину обеда на полу, разбитую тарелку под столом и нетронутую газету. Эд перестал читать.

В микроволновке можно заготовить еду только на один раз. На ужин Эйлин оставляла Эду в холодильнике сэндвич на тарелке под крышкой. Эд ужинал рано, еще до ее прихода, — когда солнце садилось. Проще было бы делать два сэндвича, но Эйлин казалось постыдным заставлять его дважды в день есть холодное. Коннелл возвращался слишком поздно, чтобы подогреть отцу ужин.

Эд уже не догадывался поесть, когда проголодается, и на часы не смотрел. Эйлин звонила ему, напоминала про еду и подсказывала нужные действия.

Утром она включала телевизор, выбрав программу, где непрерывно показывали старые добрые сериалы. Так было проще, чем позволить Эду самому переключать каналы. Эйлин незаметно прятала пульты от телевизора и кабельного блока в ящик стола.

Эд превращал в хаос все вокруг себя, но Эйлин по-прежнему доверяла ему оплачивать счета — это же мужская прерогатива. По каким-то счетам он платил дважды, а другие выбрасывал не вскрывая. Эйлин позвонили из телефонной компании и сообщили, что у них уже лежит пятьсот долларов ее денег, больше пока присылать не нужно. Следующий счет Эйлин успела перехватить и припрятать, но через месяц Эд первым добрался до почтового ящика и погасил «задолженность». Теперь у них получилась переплата больше тысячи долларов.

Невозможно оставлять списки с инструкциями на все случаи жизни. Во-первых, неясно, в какой мере Эд еще способен читать, да и вообще, где та граница, за которой помощь переходит в абсурд? Неужели записывать ему, как надо подтираться в уборной и как целиться в унитаз? Проще вымыть лишний раз пол после работы.

Когда они вместе выходили в город, Эд с упорством, граничащим с фобией, отказывался приближаться к банку. Он даже не входил внутрь, когда Эйлин брала деньги из банкомата. Наверное, это на него так подействовали тревожные разговоры Эйлин о возможных трудностях с финансами. Конечно, Эду тяжело, что от него ничего не зависит. Он не понимает, что Эйлин с огромной радостью вновь уступила бы ему всю ответственность. Да она бы просто счастлива была, но теперь это невозможно.

Эйлин отменила доставку газет и попросила Эда забирать их в газетном киоске. Сознание, что у него есть своя обязанность в семье, хоть отчасти возвращало ему чувство собственного достоинства. Заодно он покупал пакет молока. Иногда молоко было и не нужно, однако Эду требовалось, чтобы заведенный порядок не менялся. Повторяющиеся действия он еще мог помнить, поскольку тут задействована долговременная память. Чаще всего молоко благополучно оказывалось в холодильнике, но иногда оставалось стоять на столе и портилось. Выливать его почти не приходилось — Коннелл готов был хоть три раза в день уплетать кукурузные хлопья.

Вдобавок Эд каждый день приносил домой коробку с пончиками. Эйлин не могла понять, откуда у него такой пунктик. Пончики она часто выбрасывала, хотя и поесть их тоже не отказывалась. Она вообще стала больше есть — из-за стресса. Меньше чем за год располнела на два размера. Эд сметал по полдюжины пончиков в день, и куда что девалось — только отощал.

Когда настало лето, они завели обычай в выходные прогуливаться по городу. Эйлин поражало, как много им встречалось людей, с кем Эд был знаком. Оказывается, он подолгу просиживал на лавочке недалеко от супермаркета. Эйлин радовалась — все-таки не зря она настояла на переезде! В Джексон-Хайтс Эду не жилось бы так спокойно.

Вечером, когда он уже спал, Эйлин тайком подсовывала ему деньги в бумажник — как подкладывала их своему отцу после его ухода на пенсию, чтобы было на что вечерком сходить в бар. Эда хорошо знали многие владельцы магазинчиков, и это облегчало ему задачу расплатиться в кассе. Он протягивал бумажник, те сами забирали нужную сумму и клали в бумажник сдачу. Эйлин надеялась, что им хватает с ним терпения. В магазине канцтоваров Гилларда были так добры, что попросту записывали общую сумму, а Эйлин раз в неделю заходила расплатиться.

Эду нравилось выпить кофе с булочкой в кондитерской «Топпс», потому что там был столик со стулом. Хозяйка по имени Диана сама приносила ему заказ.

А Эйлин она сказала:

— Даже если вы не будете платить, у нас ему все равно не откажут.

Однажды Эд пришел из супермаркета расстроенный: