(и – более того – авторитетного!) читателя выбирает Максима Горького. Есенин патетически заявляет о том, что Горький плакал, слушая чтение «Черного человека» («слезами плакал» – подчеркивает говорящий):

Прочел всю «Москву Кабацкую» и «Черного человека».

Я сказал:

– «Москва Кабацкая» – прекрасно. Такой лирической силы и такого трагизма у тебя еще в стихах не было… умудрился форму цыганского романса возвысить до большого, очень большого искусства. А «Черный человек» плохо… совсем плохо… никуда не годится.

– А Горький плакал… я ему «Черного человека» читал… слезами плакал…

– Не знаю…990

Однако герой-рассказчик не воспринимает есенинские слова всерьез. И здесь дело не в том, что он сомневается в правдивости рассказанного Есениным или в писательском авторитете Горького, а в том, что некоторые писатели (Маяковский, Чуковский, Алданов, Берберова, Бунин, Ходасевич, Пильский, Телешов и другие) высмеивали горьковскую слезливость991. То есть горьковские слезы, обильно и часто проливаемые во время чтения собственных и чужих произведений (и даже насквозь промочившие Маяковскому жилет) лишены большой ценности.

2. Неспособность понять до конца что-то страшное или потустороннее:

Есенин опьянел после первого стакана вина. Тяжело и мрачно скандалил: кого-то ударил, матерщинил, бил посуду, ронял столы, рвал и расшвыривал червонцы. Смотрел на меня мутными невидящими глазами и не узнавал. <…> На извозчике на полпути к дому Есенин уронил мне на плечо голову, как не свою, как ненужную, как холодный костяной шар.

А в комнату на Богословском, при помощи чужого, незнакомого человека, я внес тяжелое, ломкое, непослушное тело. Из-под упавших мертвенно-землистых век сверкали закатившиеся белки. На губах слюна. Будто только что жадно и неряшливо ел пирожное и перепачкал рот сладким, липким кремом. А щеки и лоб совершенно белые. Как лист ватмана.

Вот день – первой встречи. Утро и ночь. Я вспомнил поэму о «Черном человеке». Стало страшно.

Может быть, не попусту плакал над ней Горький992.

Размышления рассказчика после того, как он притащил бесчувственное и страшное тело пьяного Есенина в комнату, наложились на воспоминания о содержании недавно прочитанного «Черного человека». Ужас, пережитый рассказчиком от этого открытия, заставляет его пересмотреть свою оценку ничего не стоящих слез Горького. Но, что примечательно, – ничего не сообщается о его оценке текста как такового. Из чего можно сделать вывод, что оценка рассказчиком «Черного человека» не поменялась.

Таким образом, для ситуации «плача от красоты» как маркера тонкого художественного вкуса реципиента и высокой оценки произведения важен не только общий контекст, но и то, кто и над чем плачет.

В некоторых случаях слезы от хорошо написанного текста могут наслаиваться на другие эмоции, испытываемые в этот же момент. В «Рождении поэта» Мариенгофа умиление соединяется со слезами скорби и слезами от хорошего текста:

Раевский. На, Миша… (Передает ему газету «Литературные прибавления к „Русскому инвалиду“».) Прочти на следующей странице.

Лермонтов (негромко читает): Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!..

<…>

Иваныч (пальцем стирает слезу): От души… Кто писал? Краевский?

Раевский. Да.

Лермонтов. Спасибо ему993.

Подобное сложное смешение эмоций (умиление, скорбь, восхищение хорошим текстом) встречается и в другой пьесе Мариенгофа – «Наследный принц». Любопытно, что герои не только обсуждают свои эмоции от прочтения текста, повествующего о драматичном и трогательном моменте (смерть Пушкина и его прощание с книгами), но и анализируют слезы матери Ани (слезы ностальгии):

Владимир. Когда я буду умирать, Аня, я, как Пушкин, взгляну на свои книжные полки и скажу: «Прощайте, друзья мои!»

Аня. У Пушкина кроме книг были друзья. Помнишь, как он перед смертью прощался с ними? Об этом без слез читать нельзя. (Откладывает пластинку.) Вот и наша. – «На сопках Манчжурии»… Старина седая!.. (Пуская пластинку.) Чудный вальс!.. Мама, когда слушает его, всегда плачет. Молодость свою вспоминает994.

«Слезы от красоты» как литературный факт

В литературоведении факт о «плаче от красоты» может быть также использован как факт высокой оценки писателем какого-то текста. То есть в роли «авторитетного реципиента» вновь выступает другой писатель:

Можно привести и другие произведения Ван Мэна, в которых тем или иным образом сказывается знакомство автора с чеховскими творениями или влияние Чехова на него. В рассказе «Под колесом» повествователь от первого лица говорит, что каждый раз, когда он вспоминает «Невесту» и «Вишневый сад», ему хочется плакать995.

Причем, как мы видим в приведенном фрагменте, о чрезвычайно эмоциональной оценке литературных текстов может говорить третье лицо (свидетель плача кого-то над каким-то текстом, музыкальным произведением) и сам плачущий писатель.

Другой небезынтересный случай – эпистолярное сообщение литератора поэту о том, как обычные люди воспринимают произведения:

Не знаю, говорил ли я вам, по крайней мере, скажу теперь. Я видел на одном вечере человек 20 ваших земляков, которые, читая ваши стихотворения, плакали от восторга и произносили ваше имя с благоговением. Я сам писатель и больше этой заочной чести не желал бы другой славы и известности, и да послужит все это утешением в нашей безотрадной жизни!996

Причем публичные поэтические чтения, на которых плакали слушатели, имели место не только в XIX, но и в XX веке:

Но публика не отпускала его со сцены: аплодисменты, шум, крики «бис». Из-за кулис я видел многих знакомых, которые сидели в первых рядах. Эти люди в буквальном смысле слова плакали от восторга. Я видел возбужденное лицо старика профессора педагогического института М. П. Миклашевского, который, несмотря на почтенный возраст, видимо, не стеснялся своих восторженных слёз997.

Но стоит вновь вспомнить об историко-литературном контексте. Нередко авторитетный читатель может оценивать не столько художественные качества произведения, сколько (например) его политическое содержание:

Предпочтение основных, «очевидных» признаков – чисто фольклорная особенность лирики Языкова.

«Созови из стран далеких / Ты своих богатырей, / Со степей, с равнин широких, / С рек великих, с гор высоких, / От осьми твоих морей!»

Это обращение к России в послании Д. В. Давыдову. Пушкин, по воспоминанию Гоголя, плакал, слушая его998.

Таким образом, у слез от эстетического переживания есть набор характерных признаков:

1. Большая часть события происходит во внутреннем мире воспринимающего. Реципиент, слушающий музыку, читающий текст, производит серьезную и сложную эмоциональную работу. И слезы от текста, прослушивания музыки и др. – это и катарсические слезы, и слезы