просит поделиться. Приходится снять с него намордник и полить остаток воды над асфальтом тонкой струйкой, давая псу напиться. Нам предстоит путь на вершину сопки, чтобы добраться домой, но ноги так устали от долгой прогулки, что я присаживаюсь на скамейку остановки, чтобы немного отдохнуть перед последним отрезком пути.

Вспоминаю о персике и, достав его из пакета, с удовольствием вгрызаюсь в нежную мякоть фрукта, позволяя сладкому соку стекать по губам и подбородку. Представляю, как приятно будет залезть в ванну с прохладной водой и поесть что-нибудь посущественнее фруктов. Записываю видео для подписчиков о своей сегодняшней прогулке, о собственных философских рассуждениях и о вкусных фруктах в овощном киоске Баляевского рынка. Выкладываю в соцсеть.

По натруженным мышцам растекается слабость. За день размышлений так и не пришла к какому-нибудь выводу, кроме того, что ответственность и эмпатия должны стать для меня новым лозунгом. Но как вернуть прежнюю уверенность в себе и решительность? Как сделать так, чтобы в мою жизнь вернулась стабильность?

«Сможешь забрать меня из аэропорта, цыпленок?» — интересуется Антон в коротком сообщении.

Когда-нибудь мне придется рассказать ему, что я продала свой красивый БМВ, или он сам узнает из соцсетей, но не сегодня. Сейчас я слишком устала и слишком растеряна. Печатаю:

«Извини, Тош, занята. Не успею».

И, глядя на экран телефона не замечаю очередную кошку, взявшуюся не пойми откуда. Мак срывается с места настолько стремительно, что меня буквально сметает со скамейки и дергает вперед. Даже в глазах темнеет.

Увлеченный охотничьим азартом, пес мчится, не видя ничего, кроме мелькающего перед ним кошачьего хвоста, воинственно задранного вверх. А через мгновение я вдруг осознаю, что осталась оторопело стоять на остановке, держа в руках поводок с разорвавшимся от резкого рывка собачьим ошейником.

«Ответственность» — первое, о чем вспоминаю в этот момент. Ведь именно я отвечаю сейчас за дурного пса, который уносится прочь в оживленном районе. В сознании тут же возникают яркие картинки того, как Мака собьет машина. А если он покусает кого-нибудь? А если… некогда думать и представлять.

Стартую следом за удаляющимся псом, пока он совсем не исчез из вида, в надежде его поймать. Но стафф летит настолько быстро, что всё, на что я могу рассчитывать, это на то, что он вдруг утомится и решит остановиться отдохнуть. А в отличие от меня, Мак, кажется, совсем не устал, или у него вдруг открылось второе дыхание.

Он бежит к виадуку, но кошка неожиданно уходит вправо и убегает прямо под мост. Туда, где ни на секунду не прекращается скоростной поток автомобилей. За ней, не отставая ни на шаг несется Мак, а следом — я. Со всех сторон сигналят и матерятся водители машин, визжат тормоза, но гораздо громче я слышу собственное сбившееся от бега дыхание и бешеный стук сердца, каждый удар которого, словно барабанный бой гулко бьет в висках.

Мыслей в голове нет. Только та, что мне необходимо догнать пса во что бы то ни стало. Словно он — единственное, что у меня осталось. Словно это снова соревнование, в котором «не догоню», значит «проиграю». Я так много уже проиграла, что почти сдалась. Но сейчас не намерена. И бегу за Маком, стараясь не угодить под автомобильные колеса.

— Стой, Мак! — запыхавшись, кричу я, но он очень убедительно притворяется глухим.

Из-за пасмурной погоды туманные сумерки опускаются на площадь слишком рано, а под мостом и без того полумрак. Водители резко тормозят, заметив нас в последний момент в тусклом желто-белом свете фар.

Стафф, кажется, всё же упустил кошку, потому что, остановившись на секунду, вертит мордой в ее поисках. Ослепленный фарами, разворачивается. Мчится на меня, широко расставившую в стороны руки в надежде его поймать. Проносится мимо и эстафета продолжается, несмотря на то что кошка уже где-то финишировала, и мы с псом остались единственными участниками гонки.

Снова друг за другом перебегаем в обратную сторону несколько автомобильных полос под мостом, чудом не угодив под колеса. Ближе к жилым домам оба замедляемся, выбившись из сил.

Какая-то женщина, что только что вывела на прогулку двух пушистых померанских шпицев, заметив несущегося на нее стаффа с раскрытой клыкастой пастью и сверкающими в сумерках глазами, торопливо подхватывает своих питомцев на руки и убегает обратно в подъезд.

Мак удивленно останавливается и озирается по сторонам, не находя больше для себя ничего интересного, чтобы продолжать бежать. Смотрит на мое приближение, удивленно наморщив лоб, словно только что заметил.

— Дурак дурной! — выдыхаю я охрипшим голосом и обхватываю его за шею, не позволяя снова сбежать.

Поводок выпал из рук где-то по пути. Остался лишь намордник, от которого почти нет толку. Какое-то время иду, склонясь над псом, чтобы продолжить его держать. Мак и сам еле волочит ноги, и я почти тащу его за собой. Это настолько неудобно, что вскоре опускаюсь на бордюр возле виадука, а стафф ложится рядом. Оказывается, он в кровь стер подушечки пальцев на лапах и идти ему больно. И вместо того, чтобы обматерить безмозглого пса, теперь хочется жалеть.

Нужно хотя бы отдышаться. Прийти в себя. Мне бы радоваться, что мы оба живы и никто не пострадал, но вместо этого внутри все сковывает от непрошенного отчаяния. Сердце всё еще бешено колотится в груди, в горле неприятно царапает, а мышцы такие слабые, что, кажется, еле держатся, чтобы я не растеклась по бордюру, словно бесформенное желе.

— Почему у меня ничего не получается? — задаю я псу риторический вопрос, чувствуя, как слезы катятся по щекам. Всхлипываю, а слова больше похожи на рыдания: — Я правда стараюсь, но только всё порчу. Я ведь готова на любые жертвы, чтобы все исправить. Но чем больше пытаюсь найти себя, тем больше нахожу проблем. Что я делаю неправильно? Где ошиблась? Не могу так больше! Сдаюсь.

Утыкаюсь лицом в покрытую колючей шерстью собачью шею и плачу, не переживая о том, что подумают обо мне случайные прохожие. Усталость и эта глупая гонка выжали из меня все силы. Даже как добраться домой не представляю. Может попробовать позвонить брату и все рассказать? Или вызвать такси?

Но вместо этого, продолжаю реветь, используя собачью шкуру в качестве импровизированного носового платка. И делаю это до тех пор, пока меня не отвлекает знакомое чихание чертенка на собственном плече.

— Будь здоров, — не переставая всхлипывать, произношу я, в расстроенных чувствах не сразу соображаю, что плечо правое.

А когда тот, кто сидит на нем, снова чихает, вокруг кружатся маленькие белые перышки, из-за которых