Максим с минуты на минуту ждал, что вот подымется первый секретарь обкома Ефремов и поправит ход прений, но тот продолжал хранить молчание, по-видимому считая, что пленум идёт в нужном тоне.

«Чёрт его знает, может быть, я что-то недоучитываю? Возможно, так и надо и всё моё недовольство от какой-то излишней возбудимости?» – размышлял про себя Максим.

Выступать на пленуме он не собирался, но вялые, малосодержательные речи изменили его намерения.

Когда председатель заседания второй секретарь обкома Грумов предоставил слово Максиму, по залу прокатился шепоток. Нелёгкое положение у Строгова-младшего! Хвалить работу Притаёжного райкома неудобно, ну, а критиковать тоже нелегко: как-никак секретарь райкома не чужой человек – родной брат!

Озабоченно посматривали на Максима и секретари обкома. Ефремов, перебиравший какие-то сводки, положил их в папку и повернулся всей своей крупной, тяжёлой фигурой к трибуне.

– Я не собираюсь, товарищи, говорить долго, но в то же время чувствую, что не могу не сказать то, о чём думаю. – Максим проговорил это просто, словно он был не на трибуне, а сидел среди товарищей, с которыми решил поделиться самыми сокровенными своими думами.

В зале сразу стало тихо, и Максим почувствовал на себе пристальные, заинтересованные взгляды.

– Мне кажется, мы не выполним своей задачи, если обсуждение отчёта Притаёжного райкома сведём только к критике недостатков его текущей работы. Это одна сторона дела, и далеко не главная. Самым основным вопросом мне представляется вопрос перспективного развития Притаёжного района как наиболее населённого в Улуюльском крае. Вот об этом мало и глухо было сказано в докладе райкома и совершенно ничего не говорилось в выступлениях.

И Максим заговорил дальше о том, что его всего больше волновало в последнее время. Притаёжный район, как и вся Высокоярская область, малопроизводителен. Теперь, когда победоносно завершена война и перед страной встали новые, мирные задачи, с этим нельзя мириться. Притаёжный район должен давать зерна, льна и конопли, пушнины, леса в два-три раза больше. Высокоярская область, и в особенности её северная часть – Улуюльский край, располагает неисчерпаемыми ресурсами и возможностями. Эти резервы необходимо привести в действие.

Хозяйство Высокоярской области пока что крайне ограничено как по объёму выдаваемой продукции, так и по видам: лес, зерно, технические культуры, промыслы. Так дальше продолжаться не может. В самое ближайшее время необходимо превратить Высокоярскую область в область многоотраслевую, промышленную. Поэтому вопросы природных ресурсов района, в особенности вопросы энергетики и топлива, должны стать в порядок дня всех партийных организаций.

Максим свернул свои записки, положил их в карман пиджака и, помолчав несколько секунд, сказал:

– В заключение одно замечание по выступлению товарища Васильева. Я ознакомился с делом учителя Краюхина. Считаю, что судить его не за что. Мне кажется, что Притаёжный райком сам должен пересмотреть вопрос о Краюхине в связи с началом работы в Улуюлье комплексной экспедиции.

– С тебя, Максим Матвеевич, не спрашивают за село, а я два раза предупреждение за падёж скота от бюро обкома имею! – обиженно сказал Васильев, когда Максим проходил мимо него к своему месту.

Слова Васильева разнеслись на весь зал. Его обида показалась участникам пленума мелкой, и в зале и в президиума послышался смех.

Пленум обкома закончился поздно вечером. Максим и Артём возвращались домой пешком. Стоял тихий летний вечер. Было душно. Где-то далеко-далеко вспыхивала молния, и, возможно, там лил дождь, но здесь, в городе, на это не было и намёка.

Братья шли медленно – спешить было некуда. Артём был в приподнятом, возбуждённом настроении и без умолку говорил:

– Ну вот и отчитался! Хоть и влетело мне, а всё-таки можно было критиковать ещё резче. Упущений у нас в районе больше чем надо. А Васильев-то каков? В прошлую уборочную был он у нас уполномоченным. С планом хлебозаготовок мы справились в срок. Когда начали возить хлеб в счёт хлебозакупа, он всю душу из нас вымотал: «Мало даёте! Не понимаете, что хлеб – это золотой фонд государства!» Я его сразу предупредил: «Смотри, Валентин Гаврилыч, оставим мы с такой установкой колхозы без семян». – «Ты, говорит, брось мне отсталые настроения поддерживать». Три раза увеличивали мы задания колхозам. Ну и что же? Что я предвидел, то и случилось: в «Таёжной зорьке» и «Северном сиянии» не хватило семян, пришлось просить взаймы у государства. А теперь, слышал, куда Васильев гнёт? «Притаёжный райком не смотрит вперёд, не умеет планировать с перспективой». Ну, не наглец ли? Сам нас подстрекал брать семенной хлеб, а когда дело дошло до ответа, он в кусты. И такие факты с областными работниками не редкость. И знаешь, почему это происходит? Потому, что оторвались многие работники от масс. Конечно, если б Васильев, как мы, земные, почаще бы сталкивался с рядовыми колхозниками, он бы иначе вёл себя. А то приедет в район на день, на два, накричит – и дальше! У нас мареевский председатель колхоза Изотов очень удачно его окрестил: «Высокоярский метеор». Истинно метеор! Блеснёт звездой и тут же погаснет в небесной тьме…

Максим слушал Артёма, а думал о своём. «В чём же всё-таки дело? Или я отрываюсь от реальной почвы, или Ефремов не чувствует, что наступило новое время и перед областью стали другие задачи», – размышлял Максим.

На пленуме первый секретарь обкома Ефремов подробно рассказал о задачах, которые стоят перед партийной организацией области. В конце своей речи он дал оценку некоторым выступлениям. О выступлении Максима он сказал:

– Товарищ Строгов – я имею в виду нашего, обкомовского, – не во всём прав. Мы не можем согласиться с его отношением к так называемой текучке. Надо понять, что без хорошо налаженной текущей работы у нас не может быть никакого серьёзного разговора о перспективах развития области. Текущая работа – это наша дорога в будущее. Иных путей туда не существует. Вот почему нужно поддержать всех товарищей, которые критиковали Притаёжный район и областные организации по конкретным вопросам нашей деятельности.

И всё! Ни единым словом Ефремов не обмолвился относительно основной мысли Максима. Неужели Ефремову не ясно, что жизнь не позволит держать дальше производительные силы области в скованном состоянии?

Артём не замечал, что Максим занят какими-то своими раздумьями и потому молчалив. Он продолжал увлечённо говорить, перескакивая с одной темы на другую.

Уже дома, за чаем, Максим спросил брата:

– Скажи, Артём, что ты думаешь о моём выступлении? Непонятно мне всё же, почему первый секретарь по существу никак не отозвался на мои предложения.

– Я тебе скажу, Максюша: ты дельно выступил, но всё-таки немножко теоретически.

– Что же у меня было теоретического? – удивился Максим.

– Ты так сказал: «Притаёжный район и вся Высокоярская область малопроизводительны, они должны давать продукции в два-три раза больше».