– Три. Четыре. Пять.

Бовуар почувствовал движение за дверью и вдруг услышал щелчок. Быстро повернулся, увидел поднимающуюся руку с пистолетом, направленным в их сторону.

Молодой парень обращался с пистолетом как профессионал.

Но навыки Бовуара превосходили его навыки. Он выстрелил. Три раза подряд. И человек упал.

Когда свист пуль, рикошетивших от стен, прекратился, он услышал голос Гамаша рядом – тот продолжал считать. Не прерывался ни на секунду.

– Двадцать девять. Тридцать.

Появились фельдшеры.

Гамаш наклонился пониже и два раза сделал сильный выдох изо рта в рот Амелии.

– Карфентанил, – сказал он, продолжая нажимать на грудную клетку, а Бовуар прикрывал дверь в лабораторию и вел счет за Гамаша:

– Семь. Восемь. Девять.

– Я ввел ей противоядие, – сказал Арман, раскачиваясь назад и вперед, поддерживая ритм.

– Какое? – спросил фельдшер, становясь на колени рядом и готовя дефибриллятор.

– Налтрексон. Менее минуты назад.

– Хорошо, – сказал медик. – Отойдите.

Гамаш уступил ему место, и тот начал работать с Амелией. Другие фельдшеры прошли внутрь, чтобы оказать помощь раненым. Хотя выстрелы еще продолжались. И появлялись новые жертвы.

Арман посмотрел на Жана Ги, который теперь опустился на колени рядом с молодым человеком, в которого стрелял. И которого убил.

– Выглядите вы ужасно, – сказал муж Изабель с сочувственной улыбкой. – Держите.

Он протянул Гамашу виски, а Бовуару – кофе.

– Merci, – сказал Арман, беря стакан, который он тут же поставил. – Где она?

Было уже далеко за полночь, и чувствовал он себя так, будто его сбил грузовик, но вечер еще не кончился.

– Она в комнате нашей дочери, – сказала Изабель. – Хотите посмотреть?

– Да. Имя ее ты знаешь?

– Нет. Она не сказала ни слова.

– Социальные службы?

– Я решила подождать до утра.

– Хорошо.

Гамаш и Жан Ги последовали за Изабель по коридору.

Ее муж остался в гостиной, проводил их взглядом. Он признавал, что он и дети всегда будут самыми важными частями жизни Изабель; эти трое тоже своего рода семья.

Изабель оставила дверь открытой, а в спальне горел ночник. На одной кровати лежала София, дочь Изабель. Крепко спала.

На другой лежала маленькая девочка. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялом. Глаза открыты. Руки вцепились в подушку под головой.

Арман подошел к ней и тихо опустился на колени.

Когда он видел девочку в последний раз, волосы у нее были спутаны и слиплись от грязи. Теперь волосы были чистыми и расчесанными. Девочку вымыли в ванне, и теперь от нее пахло лавандой.

– Это Арман, – тихо сказал он. – Мы уже знакомы. Я полицейский.

Девочка испуганно отпрянула, ее глаза расширились.

– Все хорошо. Я тебя не обижу. Никто тебя не обидит. Ты в безопасности. – Он решил, что ему не стоит приближаться. Прикасаться к ней. – Ты теперь можешь уснуть.

Он улыбнулся ей, надеясь и молясь, чтобы улыбка не выдала, как болит за нее его сердце.

– Ты позволишь? – спросил он Изабель, показывая на книгу на прикроватном столике.

Изабель кивнула.

Арман пододвинул стул и открыл книгу.

– «…в которой нас знакомят с Винни-Пухом и некоторыми пчелами, – прочел он голосом низким, тихим и спокойным. – И истории начинаются».

– Что Амелия? – спросила Изабель у Жана Ги.

Они оставили старшего суперинтенданта читать девочке, а сами вернулись в гостиную.

– Мы только что из больницы, – сказал Бовуар, опускаясь в кресло. – Сердце у нее работает, и дышит она самостоятельно.

– Мозг не поврежден?

– Они проводят тесты, но точно можно будет сказать, когда она придет в себя. Мы от тебя поедем прямо к ней.

Изабель кивнула.

– Если я могу чем помочь…

– Хорошо, буду иметь в виду. Спасибо. Я дам тебе знать.

– Она все это время работала с шефом? И… никто не знал?

– Никто.

– Даже ты?

– Даже я. Я считал, он исключил Амелию в надежде, что она выведет его на карфентанил, но я понятия не имел, что это полицейская операция.

Изабель внимательно посмотрела на Жана Ги:

– И ты не в обиде, что он тебе не сказал?

Он приподнял пальцы над подлокотником кресла, потом опустил их. Что он мог сказать? Что мог сделать? Он знал: такова природа их работы.

Секретность. Секреты.

Были они и у Лакост. У всех старших офицеров были тайны, которые те держали при себе.

Бог свидетель, у него самого были секреты. В особенности один.

Он знал, что вскоре ему придется раскрыть его тестю. И эта тайна была гораздо ближе к дому и гораздо более личной, чем те, что скрывал от него Гамаш.

– Что карфентанил? – спросила Изабель.

– Похоже, мы арестовали всю партию. Кроме тех доз, которые ушли на эксперименты.

– Какие эксперименты? – спросил муж Изабель.

– Этот опиоид такой новый, что никто не знает размер безопасной дозы. А доза еще зависит и от веса тела, телосложения. От здоровья. У многих наркоманов сердце ослаблено, и самая малая передозировка отправляет их на тот свет. Этот тип…

Бах-бах-бах. Перед мысленным взором Бовуара промелькнула эта сцена. Тело упало. Мертвое тело.

Что-то такое, чего он никогда не сможет забыть. Еще один призрак в общем доме.

– …экспериментировал на наркоманах. Давал им разные дозы и записывал на предплечье количество. Миллиграмм. Два. Смотрел, кто выжил, кто умер.

Изабель покачала головой, ее лоб собрался в морщины.

– Почему он назвал его «Дэвид»?

– Имя его отца.

Она задумалась, не понимая, какой смысл в том, что сказал ей Бовуар. Что это – благодарность, оскорбление, обвинение? Дань признательности или намерение сделать больно?

Изабель подозревала второе.

– Как ты? – спросила она Жана Ги.

Она догадывалась о том, что у него на уме.

Он только что убил молодого человека. Отпетого. Преступника. Убийцу. Убил при самообороне. Но так или иначе, парень умер. И недалек тот день, когда Жану Ги придется встретиться с его отцом. Дэвидом.

– Устал я, – сказал Жан Ги, и она видела: ему, чтобы прийти в себя, понадобится нечто большее, чем горячий душ и хороший сон.