– Как мы попадем внутрь? – спросил Виллануэва.

– С помощью вот этого, – ответил я.

Достав ключи Энджела Долла, я отпер замок. Открыл дверь. Запищала сигнализация. Пройдя внутрь, я порылся в бумажках, закрепленных на доске, нашел код и ввел его в систему. Красный огонек сменился зеленым, писк прекратился, и в здании воцарилась тишина.

– Здесь никого нет, – сказала Даффи. – У нас нет времени на то, чтобы заниматься исследованиями. Нам нужно найти Терезу.

Но я уже почувствовал запах оружейной смазки. Он висел в воздухе, перекрывая запах свежей шерсти ковров.

– Пять минут, – сказал я. – А потом БАТО наградит тебя медалью.

– Тебя нужно наградить медалью, – сказала Доминик Коль.

Она позвонила мне из телефона-автомата в университетском студенческом городке.

– Вот как?

– Куинн у нас в руках. Мы можем пришить ему дело гвоздями. Он влип по уши.

– Так кому он отдал предпочтение?

– Иракцам. Ты можешь в это поверить?

– Что ж, это разумно. Они получили по заднице и хотят быть готовыми к следующему разу.

– Вот и говори после этого о дерзости.

– Как все прошло?

– Так же, как и в предыдущий раз. Но только чемоданчики были от «Самсонита», а не от «Халлибертона». У иранца и ливанца мы отобрали пустые. Зато у иракца был полный комплект. Все чертежи.

– Ты уверена?

– Абсолютно, – подтвердила Коль. – Я связалась с Горовским, и он определил чертежи по идентификационному номеру в углу.

– Кто был свидетелем передачи?

– Мы оба. Я и Фраскони. А также несколько студентов и персонал. Передача чертежей состоялась в университетском кафе.

– Какой персонал?

– Мы пригласили профессора с кафедры юриспруденции.

– Что он видел?

– Всё. Но только сам процесс обмена чемоданчиками он под присягой не подтвердит. Наши друзья действовали очень ловко. Чемоданчики были абсолютно одинаковые. Этого достаточно?

Вопросы, об ответах на которые я жалею с тех самых пор. Возможно, Куинн будет утверждать, что иракец уже получил чертежи из неизвестного источника. Возможно, он будет настаивать, что тот просто любил носить их с собой. Отрицать сам факт обмена. Но затем я подумал о сирийце, ливанце, иранце. О деньгах на счету Куинна. Жертвы обмана должны быть очень злы на него. Возможно, они согласятся дать показания на закрытом процессе. Если государственный департамент предложит им какую-либо компенсацию. Кроме того, на чемоданчике иракца должны быть отпечатки пальцев Куинна. На встречу он пришел без перчаток. Это было бы слишком подозрительно. Одним словом, я решил, что материала у нас достаточно. Мы имели факт перевода необъяснимых денег на счет Куинна, мы имели совершенно секретные чертежи, попавшие в руки иракского разведчика, два сотрудника военной полиции и профессор юриспруденции видели, как они там оказались, и на рукоятке чемоданчика должны были быть отпечатки пальцев.

– Улик полно, – сказал я. – Отправляйся арестовывать этого типа.

– Куда идти? – спросила Даффи.

– Я покажу, – ответил я.

Я прошел через в офис в кабинет. Оттуда в кабинку на складе. Компьютер Энджела Долла по-прежнему стоял на столе. Из стула по-прежнему сыпалась труха. Отыскав нужный выключатель, я зажег свет на складе. Через стеклянную стену было видно все помещение. Там по-прежнему стояли ряды свернутых ковров. И погрузчик. Но в центре высились пять стопок уложенных друг на друга ящиков. Разделенных на две группы. Дальше от ворот три пирамиды видавших виды деревянных ящиков с надписями, выведенными незнакомыми буквами, в основном кириллицей, поверх которой шла справа налево арабская вязь. Я предположил, что это импортная поставка, полученная «Большим базаром». У самых ворот стояли две пирамиды аккуратных ящиков, подписанных по-английски: «Моссберг. Коннектикут». А это, судя по всему, предназначенная к отправке партия товара компании «Ксавье экспорт». Импорт-экспорт, бартер в чистом виде. «Честный обмен не является воровством», – как сказал бы Леон Гарбер.

– Партия не такая уж большая, да? – спросила Даффи. – Я хочу сказать, всего пять стопок ящиков. И это на сто сорок тысяч долларов? Я полагала, на эти деньги можно купить черте чего.

– Я считаю, партия крупная, – возразил я. – Не столько в количественном отношении, сколько в качественном.

– Давайте взглянем, – предложил Виллалуэва.

Пройдя на склад, мы с ним опустили на пол верхний ящик «Моссберга». Ящик оказался тяжелым. От моей левой руки по-прежнему было мало толка. И у меня все еще болела грудь. По сравнению с этим разбитая губа казалась пустяком.

Виллануэва нашел на верстаке молоток с гвоздодером. Выдернул с его помощью гвозди из крышки ящика. Поднял крышку и положил ее на пол. Ящик был заполнен пенопластовыми шариками. Погрузив в них руку, я вытащил ружье, завернутое в промасленную бумагу. Разорвал бумагу. Это была модель М500, «Убедительный довод». Без приклада. Только пистолетная рукоятка. Двенадцатый калибр, ствол длиной восемнадцать с половиной дюймов, трехдюймовый патронник, магазин на шесть патронов, вороненая сталь, ложе из черной пластмассы, без прицела. Я передернул затвор. Он скользнул легко, словно шелк по коже. Я нажал на спусковой крючок. Курок щелкнул, словно затвор дорогого фотоаппарата.

– Патронов нигде нет? – спросил я.

– Вот они, – откликнулся Виллануэва.

У него в руках была коробка патронов «Бреннеке». На полу лежала открытая упаковка с десятками таких же коробок. Разорвав две коробки, я вставил шесть патронов в магазин, передернул затвор, досылая один из них в ствол, и вставил седьмой патрон. Затем поставил ружье на предохранитель, поскольку «Бреннеке» заряжены не мелкой дробью. Тяжелая пуля в латунной оболочке весом в целую унцию вылетит из ствола «Убедительного довода» со скоростью почти тысяча сто миль в час. Она пробьет в стене из шлакоблоков дыру, в которую может пролезть взрослый человек. Положив ружье на стол, я достал из ящика другое и развернул его. Зарядил, поставил на предохранитель и положил рядом с первым. Перехватил недоуменный взгляд Даффи.

– Именно для этого они и предназначены, – объяснил я. – От незаряженного оружия нет никакого толка.

Убрав пустые коробки из-под патронов в упаковку, я закрыл крышку. Виллануэва разглядывал ящики «Большого базара», сверяясь с какими-то бумагами.

– Как по-вашему, это похоже на ковры? – спросил он.

– Не совсем, – сказал я.

– А вот у таможни не возникло никаких вопросов. Некий Тейлор поставил свою подпись под декларацией, в которой эти ящики объявляются коврами ручной работы из Ливии.

– Это будет очень кстати, – сказал я. – Передайте этого Тейлора БАТО. Пусть проверят его банковские счета. Надеюсь, после этого к вам будут относиться радушнее.