судьбы, глубина материнства ярко, проникновенно отражались в его произведениях. Чем-то сверхчеловеческим веяло от его образов.

Громадной вершиной возвышался Иван Мештрович не только над сербским искусством, но и вообще над всеми произведениями на этой грандиозной выставке.

В нем чувствовался гений.

Было особенно поразительно то, что вещи его совершенно не терялись, не умалялись на фоне «вечных», прекрасных произведений искусства.

7 мая мама уехала в Россию, а я переехала в пансион Санта Катарина. Пансион находился около самой виллы Боргезе, совсем близко от Порта Пинчиано, и мне это было удобно для работы.

Открывшаяся выставка привлекла в Рим много интересных, выдающихся людей. Дягилев привез русский балет. В нем тогда блистала очаровательная черноокая Тамара Платоновна Карсавина и ее партнер — неподражаемый артист Нижинский. Давались балеты «Павильон Армиды», «Шехеразада», «Карнавал» и «Клеопатра»[496].

Почти во всех балетах главные роли исполняла Карсавина. Она выступала как признанная, знаменитая артистка. О ней уже много писали. Лучшие художники Европы делали ее портреты. Ее искусство вызывало всеобщее восхищение. Театр был переполнен, главным образом иностранцами — американцами и англичанами, итальянцев было меньше. Я не пропускала ни одного спектакля. И однажды проникла за кулисы, утром, во время репетиции, которая проходила на полутемной сцене. Стоя у края какой-то декорации, я наблюдала Карсавину и Нижинского. Они бесконечное число раз повторяли один и тот же, видимо, для них трудный пассаж. Он был негром и вымазан в черную краску, и когда он пачкал Карсавину, она на него сердилась.

Вот где можно было видеть и оценить значение ремесла! Как они работали, как тяжко работали! Пот лился с них градом. И все для того, чтобы вечером протанцевать это место восхитительно легко и просто…

В жизни, вне сцены, Карсавина была тиха, серьезна, скромна и бесконечно обаятельна. Была она любознательна, культурна, интересовалась искусством и любила его.

Однажды мы целой компанией: Бенуа, Карсавина с мужем (г-н Мухин), брат ее — молодой историк и философ Лев Платонович Карсавин[497] и я решили осмотреть виллу Фарнезину.

Прошло так много лет, но воспоминание об этой прогулке ярко осталось в моей памяти. Был знойный день. Солнце — беспощадно. Дорога покрыта густой пылью. Нам пришлось идти довольно долго, чтобы достигнуть Фарнезины. Но вся усталость от дороги мгновенно прошла, когда мы достигли виллы и увидели фрески.

Эта очаровательная вилла в стиле Ренессанса построена была архитектором Бальтазаром Перуцци в начале XVI века. Нашли мы ее запущенной и нежилой. Ее когда-то открытая галерея, теперь застекленная, была расписана по рисункам Рафаэля его учениками: Джулио Романо, Франческа Пенни и Джиованни Удино.

Сюжеты этой росписи были взяты из истории Психеи. Живопись довольно плохо сохранилась (была уже реставрирована), но все же носила печать необыкновенной прелести и грации.

Другая галерея той же виллы содержала росписи самого Рафаэля, его знаменитую «Галатею». Ее я еще больше люблю, чем «Психею». Столько в ней движения, юношеской жизнерадостности и обаятельности!

Я видела раньше эти вещи, но в этот раз они как-то особенно глубоко меня взволновали. То ли тонкий анализ Александра Николаевича Бенуа развернул мне более глубокое понимание их, то ли во мне самой наступил момент к более острому восприятию… Я отстала немного от моих спутников, чтобы одной пережить мои впечатления, и с трудом оторвалась от созерцания.

В верхнем этаже видели дивный плафон Перуцци и картину Содомы «Александр и Роксана». Мне последняя очень понравилась…[498]

Встречалась я несколько раз с композитором Стравинским. А.Н. Бенуа в то время заканчивал вместе с ним либретто балета «Петрушка». Они часто бывали вместе, увлеченные своей работой[499].

И все-таки большую часть времени я проводила одна и с возрастающим нетерпением ждала приезда моего мужа. Был уже конец мая, и я не понимала, что могло его так долго задерживать в Петербурге.

Наконец Сергей Васильевич приехал. Я его встретила, и мы были счастливы. С балкона нашей комнаты (она была во втором этаже) совсем близко простирались поля и рощи виллы Боргезе. Запах скошенной травы, запах пиний доносился до нас. За виллой виднелся Рим, и по утрам далеко, в розовой дымке мягко блестел купол Св. Петра.

Сергей Васильевич, утомленный долгой, тяжелой зимой, отдыхал и наслаждался всей душой. Он сопровождал меня на этюды и, когда я ленилась, подбивал на работу, уговаривая не тратить даром времени. Мы без устали бродили по Риму. Любимое место наше — площадь Санта Тринита, куда ходили по улице Систина, мимо дома, где жил и работал Гоголь[500]. Каждый раз вспоминали о нем…

Еще мы много раз бывали на Палатине и в термах Каракаллы. Я много там сделала рисунков, акварелей. Ездили в Тиволи и прожили там несколько дней, и я опять изображала мою любимую виллу д’Эсте.

14 июня мы уехали из Рима с намерением побывать в разных маленьких городах Италии.

Посетили Альбано, любовались красотою его озера. Из Дженцано прошли пешком к озеру Неми. Были в городах Субиако, Олевано, в Сиенне, Перуджии, Сан-Джиминьяно, во Флоренции и закончили круг наших скитаний по Италии Венецией.

Из всего этого путешествия, такого для меня, как художника, бесценного, мне ясно запомнилась наша прогулка пешком вокруг озера Неми и поездка в г. Сан-Джиминьяно.

Дорога шла поверху, над озером Неми. А оно лежало глубоко внизу, окруженное крутыми склонами, как бы в круглой изумрудной чаше.

Здесь когда-то был кратер вулкана, а теперь прелестное круглое озеро. Его еще звали «Зеркало Венеры». Прозрачное и тихое, оно отражало синее небо и высокие берега с богатой растительностью разнообразных зеленых оттенков.

В этот день мы встали очень рано, как только рассвело, и переживали всю прелесть итальянского раннего утра.

Кругом было тихо, только легкое щебетание проснувшихся птиц давало утру музыкальные тона. Мы шли по прозрачным ариццийским рощам (название, данное им от соседнего старинного городка Арицци). Золотые стрелы восходящего солнца пронизывали их. Когда-то эти рощи были посвящены богине Диане Немийской, и в них росло древо жреца.

На каждом шагу открывались виды один лучше другого. Я села рисовать, а Сергей Васильевич, собрав большую охапку пестрых сухих листьев, лег на нее, и не прошло и минуты, как он крепко заснул.

Кругом ни души. Издали изредка слышалось блеяние коз и козлят, и только когда они совсем близко подошли и окружили спящего Сергея Васильевича, он проснулся и удивился, увидев перед собой пастушка в национальном альбанском костюме.

Мы отправились дальше, к городку Неми, вблизи которого когда-то был храм Дианы, о