Человечек с грустными глазами цвета горького шоколада расстроенно качал головой и промокал мой лоб салфеткой, подсовывал пилюли и травяные отвары, поддерживал мне голову, помогая пить. Забирался на стул с высокой спинкой, становился на колени на сиденье и осторожно трогал мое горло, подмышки, ослеплял зеркальцем и просил показать язык, прикладывал деревянную трубку к груди:

— Дышите, госпожа. Не дышите.

Укрывал одеялом, выгонял графа из каюты и требовал, чтобы я спала.

Йарра кивал, уходил. Возвращался поздно ночью, когда человечек по имени Рени засыпал на своем тюфяке в углу каюты. Неслышно ступая босыми ногами, граф садился у моей постели, смотрел, иногда трогал волосы — накручивал пряди на пальцы. Один раз поцеловал. А впрочем, возможно, мне это снилось, ведь днем все ограничивалось прикосновением жесткой ладони ко лбу и помощью целителю: обтереть, поднять, переодеть, перевернуть…

Стефан появлялся куда чаще.

Сны, преследовавшие меня все детство, но исчезнувшие в последние пару лет, вернулись. И снова спальня, снова пляшущие перед лицом занавески, порванное платье, отнявшиеся от страха ноги и текучее: «Ли-и-ира-а-а…» Рыдая от ужаса, я подскакивала на кровати, сипела, беззвучно кричала — кашель сорвал мне голос, но все равно видела его. Иногда в углу каюты, часто — совсем рядом, склонившимся над кроватью. «Ли-и-ра-а-а…» И никого не было — ни Тима, ни Уголька, ни Йарры. Только Рени спал в своем углу. Но что тот Рени моему кошмару…

Наверное, потому я и болела так долго. Мало мне лихорадки и того, что господин Литами называл чудным словом «пневмония», так еще и почти полное отсутствие сна ночью. Но все же Рени был целителем от Шорда, или, как говорят в Фарлессе, от духов. Пилюли сделали свое дело, жар спал. Кашель стал мокрым, и я по пять раз на день чистила зубы, избавляясь от противного привкуса той самой дряни, которой отплевывалась. Последней ушла мигрень, а вслед за ней пропал комариный звон в ушах и перестали слезиться глаза.

Светлые боги, как же здорово, когда ничего не болит!

Впервые я встала с кровати после Дня Поворота. Сделала под внимательным взглядом Рени пару кругов по каюте, в очередной раз показала целителю язык, позволила заглянуть себе в нос, пощупать шею, прослушать легкие, на всякий случай ощерилась, демонстрируя зубы, а потом чмокнула господина Литами в щеку.

— Спасибо вам.

Рени заалел, забормотал что-то о долге лекаря и клятве фарлесских лекарей, спрыгнул со стула и начал укладывать врачебные принадлежности в свой сундучок. Вообще, чем здоровее я становилась, тем больше он меня стеснялся и, кажется, даже побаивался.

— Господин Литами, если вам что-то понадобится, мой брат, барон Орейо, всегда поможет, если вы упомяните мое имя.

— О нет, благодарю, — махнул детской ладошкой карлик, — Его Сиятельство щедро оплатил ваше лечение, леди Орейо. В качестве последних рекомендаций — не перенапрягаться, не переохлаждаться, не… кхм, пожалуй, будет лучше, если я скажу об этом господину графу, — пробормотал Литами. — Побольше гуляйте на свежем воздухе, не пейте холодное и, будьте добры, леди, прекратите расчесывать ранки! — строго качнул феской Рени. — Вы же им зажить не даете!

Вслед за лекарем я посмотрела на свою руку и ойкнула при виде засохшей крови, забившейся под ногти. Четыре длинные царапины шли от локтя до запястья и, что удивительно, проходили под браслетом поводка. Совершенно не помню, где я их получила.

— Ну что ж, леди Орейо, я с вами не прощаюсь, но покидаю, — улыбнулся Рени, держа свернутый тюфяк под мышкой. — Будьте здоровы.

— Да хранят вас духи Воды и Пустыни, — приложила я пальцы к губам и сердцу.

Господин Литами поклонился и вышел, а спустя пять минут на пороге появился граф.

— Здравствуй, Лира.

— Добрый день, господин, — осторожно ответила я.

И тишина. Только крики чаек, монотонное поскрипывание корабля и ритмичный стук барабанщика.

Йарра снял дублет, повесил его на спинку стула. Сел рядом с кроватью.

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо, спасибо.

Наклонившись вперед, граф коснулся моего лба тыльной стороной ладони, пощупал горло, удовлетворенно кивнул.

— Голодна? Пить хочешь?

— Кушать — нет, пить — да…

Йарра плеснул мандариновый сок из кувшина — еще одно предписание господина Литами, — протянул. Я медленно пила приторную жидкость и из-под ресниц посматривала на графа.

Спокойный. Холодный, собранный, сдержанный. Глаза как прозрачные льдинки, а под ними залегли глубокие тени. Отросшие волосы небрежно собраны в низкий хвост, но лицо выбрито до синевы. Нужно было что-то сказать, но ничего, кроме «спасибо», в голову не приходило.

— За что?

— Вы спасли меня… снова.

…каким-то чудом нашел среди нагромождений подводных скал, уже захлебнувшуюся, заставил дышать — об этом рассказал мне Рени. А ему младшие офицеры, которых фарлесец выхаживал после неудачной попытки оттащить Йарру.

Сиятельство посмотрел на меня так, словно я сморозила величайшую в мире глупость.

— Ты всерьез считаешь, что я позволил бы тебе утонуть?..

Отодвинулся, скрестил руки на груди, буравя меня недовольным взглядом. Теперь-то что не так? Я же просто сказала спасибо!..

И снова тишина. Она укрыла нас пуховым одеялом, под которым я спала зимними ночами. Солнечные лучи пробивались сквозь узкое окно под потолком, бликовали на чернильнице, и яркие пятна света прыгали по стенам, щекотали нос — наверное, поэтому у меня на глаза навернулись слезы. Я отвернулась, опустила голову, смахнула режущие веки капли, делая вид, что убираю прилипшую к щеке прядь.

— Не плачь, — протянул платок Йарра.

Помедлив, я приняла крахмально-жесткий треугольник ткани, сжала его в кулаке. Заморгала, стараясь успокоиться.

— Я не хочу с тобой ругаться, — негромко заговорил граф. — Никаких больше споров, криков и взаимных оскорблений, слышишь меня?.. Тем более попыток выцарапать мне глаза и проломить голову кувшином. Подражание верблюдам я тоже не приемлю, моя леди должна вести себя как леди, а не как рыночная торговка. Из каюты можешь выходить когда захочешь, но будет лучше, если первые дни — под моим присмотром. Ты понимаешь почему?.. Хорошо, — продолжил он, дождавшись кивка. — Это тебе для связи с братом в любое время дня и ночи. — Йарра снял с шеи рубиновый амулет, положил его мне на колени. — Хватит на полгода круглосуточной болтовни.

— Спасибо, господин…

Пальцы графа сжали мой подбородок, заставили поднять голову.

— На меня посмотри. Я не считаю полукровок нелюдью второго сорта, тебя тем более, — сказал Йарра, глядя мне в глаза. — И никогда не считал. Я наговорил много лишнего и теперь сожалею о своих необдуманных словах… и поступках. Действительно сожалею. Если придумаешь подарок, который поможет тебе забыть о случившемся, ты его получишь.