– Как там мои мать с отцом? – спросил он. – И моя сестра?

Церера постаралась, чтобы ответ не отразился у нее на лице.

– Когда я уходила, с отцом и сестрой все было в порядке, – сказала она. – Твоя сестра осталась в деревне, а отец отправился на поиски твоей матери. Ее, как и тебя, тоже похитили. Больше я ничего не знаю.

Что было правдой, хотя бы до некоторой степени, но сейчас явно не время – и определенно не место – сообщать Баако, что его мать наверняка мертва. Он и так уже достаточно настрадался, и у нее не было времени утешать его.

– Нам пора уходить отсюда, – сказал Дэвид. – Мы можем каждый взять по ребенку и оставить руки с мечами свободными.

Над головами у них послышалось хлопанье крыльев, и на пустой железный держатель для факела у самой маленькой и темной из шахт, ведущих из зеркальной комнаты, опустился одноглазый грач. Он склонил голову набок, глядя на Цереру, и каркнул.

– Я не могу, – сказала Церера двум мужчинам. – Я должна идти дальше.

Дэвид вгляделся в устье туннеля, как будто, проникнув в его полумрак, мог обнаружить в нем чье-то выжидающее присутствие. Баако рядом с ним уже смастерил пару перевязей из тонких простыней, вынутых из колыбелек, и с их помощью прикрепил одного ребенка к груди, а другого к спине. Оставшегося младенца он держал на руках.

– Я слишком слаб, чтобы от меня был толк в бою, – сказал он Дэвиду, – но могу освободить вас, чтобы вы действовали в полную силу.

Дэвид обнял Цереру.

– Помни, – прошептал он, – если это Скрюченный Человек, то он обязательно пообещает тебе кое-что – то, чего ты действительно хочешь. Он великий искуситель и обманщик, но то, что он предложит, будет реальным. Это самая трудная часть. Ты будешь желать этого, и в его власти исполнить твое желание.

– За определенную цену, – уточнила Церера.

– Да, всегда есть какая-то цена, – сказал Дэвид. – Но, может, это будет цена, которую ты готова заплатить.

Отпустив Цереру, он двинулся к Баако, который поджидал его у входа в главный туннель. Церера сняла со стены факел и зажгла его от жаровни, чтобы осветить себе путь. Больше ничего не было сказано, и все трое расстались, оставив зеркальную комнату в тишине и спокойствии, заполненную лишь мертвецами, как недавними, так и совсем древними – по крайней мере, как казалось.

Но высоко на потолке вдруг что-то задвигалось, как будто часть скалы была готова отделиться от целого – вот только у нее были руки, ноги и голова, и она не упала на пол, а поползла, вопреки всем законам гравитации, прямо по зеркалам, и по мере продвижения вниз в очертаниях ее проглядывали то позолота, то зеркальное стекло, пока наконец они вновь не отразили камень, достигнув пола пещеры. Призрачный силуэт замерцал, и Калио предстала в своем истинном обличье. Дождавшись, пока свет от факела Цереры не исчезнет вдали, дриада последовала за ней в глубины подземного мира.

LX

GWAG (корнуолльск.)

Пустое пространство или полость в шахте

Балвейн резко проснулся, неудержимо дрожа всем телом. Холод пробирал до самых костей. На нем был металлический ошейник, который натер шею, хотя та сильно онемела; и, даже открыв глаза, он ничего не сумел разглядеть, настолько абсолютной была темнота. Сидел он вроде на камне, привалившись спиной тоже к камню, а когда попытался пошевелиться, звякнула цепь – явно короткая, поскольку дернула его обратно, когда он сдвинулся всего на пару дюймов.

Балвейн знал, что он тут не один. За отсутствием двух важнейших чувств – зрения и осязания – остальные стремились восполнить этот пробел, и поэтому его слух, и без того острый, стал еще острее. Звуки дыхания доносились с двух сторон от него одновременно.

– Кто тут? – спросил он. – Почему вы так поступили со мной?

Что, учитывая обстоятельства, было очень хорошим вопросом, хотя немедленно поступивший ответ был не из тех, которые он наверняка хотел бы получить, поскольку Балвейн услышал рычание и безошибочно уловил звериный запах.

В темноте расцвел свет – смутное голубоватое свечение, хотя Балвейн пока не мог определить, насколько далеко или близко. Только когда оно усилилось и проявились очертания женщины, держащей в руке его источник, он увидел, что та находится футах в двадцати от него – почти на том же расстоянии, что и здоровенная волчица, прикованная за шею цепью к стене пещеры, так что все трое присутствующих здесь образовывали точки примерно равнобедренного треугольника: мужчина, женщина и волчица.

Хотя нет, не волчица, не совсем – и не совсем человек тоже. Предводительница стаи с ее серой звериной мордой и узловатым телом была потомком чистокровного волка и получеловека-ликантропа, так что содержала в себе черты обоих. Гоминоида выдавали в ней строение черепа, размер и форма ушей и, что самое поразительное, глаза, которые были ярко-зелеными и пугающе человеческими. Женщина в другом конце пещеры приподняла свой светильник, который, как оказалось, представлял собой прозрачную колбу с помещенным в ней каким-то крупным насекомым. Брюшко насекомого светилось тем ярче, чем более возбужденным оно становилось, но узкое горлышко не позволяло ему выбраться из сосуда, в котором оно родилось и выросло. Теперь в испускаемом им сиянии проявились длинное пепельно-серое лицо с необычайно красными губами и безволосая макушка с торчащими из нее костяными отростками, которые полностью опоясывали череп, образуя корону. Глаза у женщины были посажены ближе к носу, чем у фейри, так что, как и у волчицы, здесь наличествовали признаки сразу двух различных видов, а зубы были острыми и белыми, с прикусом, похожим на захлопнувшийся капкан.

Балвейн сразу понял, кого видит перед собой. Это была Бессменная Королева, Бледная Дама Смерть. Он уже жалел, что посмотрел на нее, но смотреть Смерти в лицо – совсем не то же самое, что обнять ее.

– Мы заключили договор, – сказал Балвейн. – Ты скрепила его клятвой.

– И мы придерживались его условий, – ответила Бледная Дама. – Мы избавили тебя от твоих конкурентов. Рудник, в самых нижних пределах которого мы сейчас находимся, теперь принадлежит только тебе. И мы доставили тебе волчицу – как и, естественно, тебя ей. Одно соглашение вовсе не обязательно исключает другое.

– Нет, это не то, о чем мы договаривались…

– Это в точности то, о чем мы договаривались, хотя дух соглашения и буква его не всегда могут совпадать. Что касается тебя, то ты сразу же отступился бы от них, как