я не могу вести переговоры с тем, кого не вижу.

– А-а, – протянул голос, – так вот у нас что сейчас – переговоры?

– У вас наверняка имеется какая-то цель, раз уж вы привели меня сюда. Вы чего-то хотите от меня – а значит, у вас есть что предложить взамен, иначе вы сразу бы начали с позиции силы, не так ли?

Церера услышала смех.

– Даже я иногда забываю, что ты только выглядишь юной и незрелой… Ладно, переговоры так переговоры.

– Нет, пока вы не покажетесь.

– Не переигрывай! – рявкнул голос. – Ты застряла под землей, вдали от своих друзей. То, что я, может, и склонен заключить сделку, вовсе не означает, что я не готов причинить тебе боль – хотя бы для того, чтобы подчеркнуть, кто здесь главный.

Церера смягчилась. Были способы иметь дело с трудными мужчинами. Все женщины знали их назубок.

– Так все-таки покажетесь? – просительно произнесла она. – Пожалуйста!

– Ты уверена, что и вправду этого хочешь?

– Совершенно уверена.

– Тогда, раз уж ты так вежливо попросила…

Церера услышала со всех сторон какое-то движение – топоток, щелканье, шуршание, и как раз в этот момент по сапогу ее быстро прошмыгнула здоровенная многоножка. Церера отбросила ее в тень – только лишь для того, чтобы увидеть, как она тут же объявилась снова, на сей раз в окружении своих братьев и сестер, а также жуков, тараканов, муравьев, сколопендр, уховерток, чешуйниц, щетинохвосток, скорпионов – сотен, тысяч, десятков тысяч многоногих тварей – все они быстро собирались в одном месте. Наконец они сложились воедино, и Церера увидела, что их масса образует туловище и руки, шею и голову, увенчанную лихо заломленной шляпой из жирных черных пауков, отверстия на лице под которой примерно соответствовали глазам и ухмыляющемуся рту.

Готово: Скрюченный Человек восстановил свой облик.

– Теперь довольна?

Несмотря на все свое отвращение, Церера изо всех сил постаралась скрыть это.

– Это лучше, чем разговаривать с пустотой, – отозвалась она, пусть даже если это было не так.

– Мы должны пожать друг другу руки, – объявил Скрюченный Человек, – в знак доброй воли.

Он протянул ей ладонь, вылепленную из пяти жирных скорпионов, где их хвосты представляли собой пальцы, а жала – ногти.

– Не думаю, что это так уж необходимо.

Скрюченный Человек снова рассмеялся.

– Ты мне нравишься, – сказал он. – Если мы не сможем договориться, то я, пожалуй, оставлю тебя здесь просто для развлечения. А когда ты перестанешь забавлять меня – что, боюсь, может случиться скорее раньше, чем позже, поскольку я подозреваю, что, как и у многих молодых людей, у тебя есть склонность к несговорчивости, – то добавлю твои кости в свою коллекцию, и твой череп сможет вечно ухмыляться мне в ответ… – Палец-скорпион указал на еду. – Приглашение поужинать все еще в силе.

Судя по обстановке на столе, множество насекомых решили проигнорировать вызов Скрюченного Человека в пользу пиршества. Курица оказалась особенно популярной.

– У меня пропал аппетит, – ответила Церера, которая прочла достаточно сказок, чтобы знать, что только полные тупицы согласятся отведать такое угощение, не опасаясь каких-нибудь колдовских чар.

Гусеницы, ответственные за губы Скрюченного Человека, вновь собрались в гримасу разочарования.

– И ведь тараканы специально украли все это с кухонь… – сокрушенно произнес он. – Не то чтобы все это добро пропало даром, как ты сама можешь видеть, но я бы не хотел, чтобы мои подручные ожидали жареной курятины при каждой кормежке.

Пока Скрюченный Человек говорил, тело его находилось в постоянном движении, но Церера подумала, что не одна только беспокойная натура насекомых и паукообразных объясняла нестабильность его внешности. Она видела, каких усилий стоит ему поддерживать эту телесность, сгонять все эти низшие умы в кучу и управлять ими для участия в воплощении его сознания, в то время как нижняя часть его оставалась лишь скопищем ползучих, бестолковых, воинственных существ, из-за чего верхняя была всего в мгновении от того, чтобы рухнуть.

– Если со светскими любезностями покончено, – сказала Церера, – то мы можем перейти к делу. Чего вы от меня хотите?

– Освобождения. Побега из этого мира.

– И что вы дадите мне взамен?

– Более счастливую концовку твоей истории, – ответил Скрюченный Человек. – Вот тебе мое обещание: я верну тебе твою дочь.

LXV

COFFEN (корнуолльск.)

Открытая шахта, глубокая и узкая

Балвейн понемногу приближался к кинжалу. Теперь тот был почти в пределах досягаемости – так близко, что кончики его пальцев коснулись рукояти, но два шага вперед стоили ему шага назад, так что опять ничего не вышло. Волчицу же все больше бесила цепь. Зверь в ней брал верх над человеком, разум уступал перед инстинктом, так что она даже попыталась перекусить металл, в результате чего сломала зубы, а из пасти у нее теперь текла кровь.

Дергая свою цепь, Балвейн ощутил, как освободилось одно звено, затем другое, потом еще одно. Уже во второй раз пальцы его коснулись кинжала. Он перевел дыхание, расслабил все тело и потихоньку двинулся вперед. На сей раз цепь не отдернула его назад, и рука Балвейна наконец ухватилась за рукоять. Насекомое, мечущееся в колбе, превратилось в паническое размытое пятно, а его свечение из голубого стало ослепительно-белым.

Балвейн подобрал кинжал, все еще упрятанный в ножны. Тот показался ему на удивление тяжелым, но лишь поднеся его к лицу, он заметил, что ножны тоже прикреплены к цепи, исчезающей в отверстии в каменном полу. То, что он почувствовал, было не тяжестью, а ее сопротивлением. Балвейн выдернул кинжал из ножен, больше не думая об этом якоре, который тем временем привел в действие скрытые устройства и невидимые механизмы.

Фейри готовились к этому моменту годами по людским меркам – выискивали слабые места под землей, составляли заклятья, – хотя им самим, поскольку время для них тянулось медленно, их действия могли бы показаться поспешными, даже импульсивными. Ошейник на шее Балвейна раскрылся на две половины, освобождая его, но то же самое произошло и с ошейником волчицы. И в этот момент в глубинах «Пандемониума» что-то гулко громыхнуло.

* * *

Леснику с помощью солдат Балвейна удалось очистить от людей только верхние уровни рудника, когда начали ощущаться первые вибрации, и многие рабочие, вызванные сигналом горна, все еще пытались выбраться с нижних уровней. Некоторые по-прежнему плелись пешком по дощатым мосткам, вившимся вокруг устья выработки, в то время как другие взбирались по системам высоких лестниц или поднимались в клетях, вороты которых крутили лошади и волы. Когда в скале появились трещины и посыпались осколки камней, животным пришлось удвоить свои усилия, а шахтеры начали