Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аккуратно положив Изольду на пол, я стала забивать гвоздь в деревянный наличник двери. Ведь сама Изольда не могла стоять, поэтому я придумала: привязать ее веревкой. Забивание гвоздя такое легкое и простое в исполнении папы и других мужчин для меня оказалось не простым делом. Несколько раз я вмазала по пальцам, а потом гвоздь погнулся. Пришлось сбегать за другими. Наконец, гвоздь вошел, к нему я привязала один конец веревки, а второй, забравшись под балахон Изольды, обмотала вокруг ее талии. Манекен прочно стал на свою единственную ногу. В полумраке чудилось, будто Изольда осуждает меня и обижается. Голова-то у нее была вывернута, как у человека, который глядит в небо, не желая смотреть на обидчика.
— Потерпи! — погладила я Изольду по плечам и расправила складки балахона. — Я тебя не брошу, что-нибудь придумаю.
Но моим мечтам не суждено было сбыться. Из-за тети Зины, которая жила на пятом этаже. Тетя Зина стирала белье, услышала стук на чердаке и отправилась проверить, что там происходит. «Стирала белье» — это маскировка. Тетя Зина боялась милиции. Женщины нашего двора, когда гнали самогон, параллельно устраивали стирку. Почему-то считалось, что мокрое развешенное белье нейтрализует характерный запах. Шахтерские жены, конечно, не при каждой стирке перегоняли брагу, но тот день, я отлично унюхала, тетя Зина именно зельеварению посвятила. Идти тете Зине было недалеко — пересечь площадку и подняться на десять ступенек. Возможно, тетя Зина при виде Изольды и исполнила ритуально-женское «Ах!» с приседанием — этого никто не видел. Но вниз по лестнице тетя Зина мчалась, уже вопя во всю мочь и тарабаня в двери по ходу спуска.
— Мертвяк! Люди! Рятуйте! Спасите! Там стоит! Мертвая! В саване. — На улицу тетя Зина выскочила с криком: — Милиция! Убили! Подкинули! Люди, вызывайте милицию! Труп на крыше!
Тетя Зина перепутала чердак с крышей, что простительно в таком остром эмоциональном состоянии. Она даже про самогонку забыла.
Весенний теплый день, наш большой двор полон. На лавочках у беседки сидят молодые мамы с колясками, женщины постарше и бабульки сплетничают на своих скамейках у клумбы, за деревянным столом у первого подъезда народ играет в лото, мужчины забивают «козла» под раскидистым дубом, малышня копается в песочнице, школьники носятся на великах, играют в мяч — обычная мирная картина. И вдруг ее нарушает тетя Зина, которая вопит, машет руками, мечется из стороны в сторону, зовет милицию. Мужчины бросили домино, а лотошники свою игру, вскочили со скамеек молодые мамы и бабульки, прибежали дети — все окружили тетю Зину. Из нашего подъезда вывалились люди, потревоженные стуком в дверь и воплями паникерши. Я в том числе. Тетя Зина выглядела совершенно безумной. Когда она закричала о трупе на крыше, все задрали головы. На крыше никого не было. Выкрики тети Зины, ее кружение на месте и вытаращенные глаза многих навели на мысль, что тетя Зина сошла с ума.
Я слышала реплики в толпе:
— Чокнулась.
— Белая горячка.
— Зина вроде немного пьет.
— Ей хватило.
— Буйное помешательство.
— Надо «скорую» вызывать.
— И повязать ее, детей напугает.
Тетя Поля шла из магазина с авоськами. Растолкала народ и гаркнула:
— Зинка! Цить! Ты чего блажишь?
— Ой, Поленька! — прижала руки к груди тетя Зина. — Тут такое! Такое! Труп натуральный! В саване! Стоит и глаза открытые.
— Какой труп, Зинка? Ты чего несешь?
— Да вы сами идите и посмотрите! — обиделась и потому немного успокоилась тетя Зина.
Она вообще была крикливая, голосистая, из-за каждой мелочи поднимала панику. А тут повод подвернулся — лучше не бывает. Но того, что у тети Зины еще и фантазия работает, я не подозревала.
— Говори толком! — потребовала тетя Поля. — По порядку.
— Я по порядку белье стирала. В смысле… сама понимаешь. Слышу — стучат. Это они доски от гроба отбивали. Точно!
— Кто?
— А я знаю?
— Дальше!
— Дальше я пошла на чердак смотреть. Может, пацаны хулиганят, а может, милиция. А там! Стоит! Люди! Там мертвая стоит как живая и в саване. Истинный крест! Сами удостоверьтесь. Страх господний. Из могилы выкопали, из гроба вытащили и поставили.
— Куда поставили, Зина?
— Прямо у чердака, у двери, я ж говорю!
И тут я поняла, что предаю Изольду. Не хватает у меня мужества выйти и перед всем народом признаться, что это мой манекен, большая кукла, с которой я хочу играть, а родители не позволяют дома ее держать. «Все равно они побегут смотреть, — оправдывала я себя мысленно. — Вон как раскочегарились. Будут надо мной смеяться, пальцами тыкать. Мама разозлится, папа не защитит».
Тетя Поля отыскала меня взглядом в толпе. Я покраснела и опустила голову.
— Ну что, мужики? — спросила тетя Поля. — Айда с трупом разбираться?
Добровольцев не нашлось. Послышались голоса, мол, это дело милиции. Людская масса заколыхалась в хаотичном перестроении. Никому не хотелось идти, а выглядывать из-за спины во втором эшелоне любопытно было многим.
— Петро, Иван, Коля, за мной! — скомандовала тетя Поля.
Вызванные мужчины неохотно присоединились к смелой тете Поле и стали подниматься по ступенькам подъезда. Следом потянулись любопытствующие, втекая, как тараканы в бутылочное горлышко, на лестницу.
Но тетя Поля отсекла зевак:
— Больше нихто не йдет! Сашка! На караул! Никого не впускать и никого не выпускать.
Странная задорность тети Поли вызывала недоумение. Чего потешаться, когда труп бесхозный подкинули? Только я знала причину ее веселья. Но мне было не до смеха. Я ушла со двора, долго гуляла, чтобы не видеть, как мою Изольду выносят на белый свет.
Ею потом завладели мальчишки. Хулиганили: приставляли к чьей-нибудь двери, давили на звонок… Про манекен все знали, но не было ни одного человека, который бы в первый момент ни испытал шок. Мальчишки потом весело обсуждали, как тетя Таня грохнулась на колени, а дядя Витя взревел благим матом. Главной задачей шалунов было успеть, пока человек в панике, схватить манекен и удрать. У них были расписаны роли: один подпирал палкой Изольду, чтобы не валилась, другой, тоже палкой, давил на звонок, третий дергал за веревку, привязанную к манекену, чтобы с ним быстро смыться, когда эффект достигнут. Как выглядела Изольда после этих надругательств, я без слез не могла думать. Тетя Поля никому не проговорилась, что манекен притащила я. Родители, хотя и знали, что моя Изольда превратилась в дворовое пугало, ни разу меня не упрекнули. Видя мое отчаяние, пытались задобрить обещанием купить настоящую говорящую «Ма-ма» куклу с фарфоровым лицом, пышными волосами, закрывающимися глазами, в красивом платье. Однако разве могла кукла игрушечных размеров сравниться с Изольдой? И обида сменилась жалостью: бедные родители, вы такие глупые!