Борисовича Кривулина и Олеси Николаевой, тайного арзамасца Сережи Самойленко да еще раннего Вани Жданова, Игоря Меламеда, ну и, конечно же, Сергея Гандлевского (правда, не самые последние), и – избирательно – Лены Фанайловой… однако, постойте, есть ведь еще Максим Амелин, Лев Рубинштейн, доamurный Тимур Кибиров – уф, постойте, дайте дух перевести! Как же славно, что они в моем промоушене не нуждаются, иначе пришлось бы спешно термин сочинять, какой-нибудь там религиозно-библиографический «постворонежский неопитеризм» с алтайско-сибирской закваской…

Итак, постконцептуалистская революция свершается одним росчерком пера, и главное – в одной, отдельно взятой версии современной поэзии, выведенной прямиком из конкретизма и концептуализма. Пожалуй, наиболее любопытным образом триумфальное шествие постконцептуализма обнаруживается в предисловии к сборнику, составленному из стихов поэтов-лауреатов премии «Дебют» 2000 года. Соревновались за премию, как известно, все того пожелавшие стихотворцы-«непрофессионалы» не старше двадцати пяти лет, а победили, гляди-ка, сплошные постконцептуалисты. Кроме, впрочем, новгородца Владимира Касьянова, но и тут отмазка готова: «Жюри решило напомнить читателю: наряду с суперсовременной поэзией, для понимания которой требуется изрядная искушенность, ‹…› еще могут существовать и “просто стихи”». Что ж, и на том спасибо от всего читательского роду-племени. «Просто стихи» эти самые, правда, по большей части весьма неказисты, хотя и, по выражению автора предисловия, близки «пейзажной лирике, сразу отдающей (так! – Д. Б.) Рубцовым».

Но обратимся к иным, главным для «дебютного» сборника текстам – к тем самым, «для понимания которых требуется изрядная искушенность». Среди их авторов значится… Данила Давыдов, которого причислить к дебютантам вроде бы, мягко говоря, затруднительно. Но это все неспроста, а потому, что «один из глашатаев постконцептуализма ‹…›, вслед за Львом Рубинштейном он <Д. Давыдов> тоже уравнивает в больших стихотворениях и циклах все и всяческие типы речи». Однако концептуалист Рубинштейн, в соответствии с общей диспозицией Д. Кузьмина, разумеется, преодолен, как символизм в 1912 году: ведь у Давыдова «стержнем, на который нанизывается весь имеющийся дискурсивный ассортимент, остается лирический герой, а поэтому равенство получается совсем другим». Бедный друг Лев Семеныч, как же это я в свое время чуть не слезы проливал над твоим героем, бормотавшим «а это я в трусах и в майке под одеялом с головой бегу по солнечной лужайке, и мой сурок со мной»? И какой тут был дискурсивный элемент?

Вообще говоря, довольно курьезно распространять «плотность» постконцептуалистских ожиданий на розыгрыш премии, так сказать, внелитературной или, вернее, долитературной. Не секрет ведь, что абсолютное большинство соискателей «Дебюта» – 16–18-летние отроки и отроковицы, вздумавшие попробовать свои силы в версификации. Премия имеет скорее характер социального эксперимента, она призвана выяснить, каков ныне статус искусства в стране, где поэт был когда-то больше самого себя; как слагаемые сего статуса распределяются по различным возрастным, профессиональным, территориальным группам населения? Зачем люди посылают стихи в Москву – в надежде славы и добра? в поисках задушевного собеседника? сгорая от желания прокричать, что живет, дескать, там-то и там-то Петя Бобчинский и любит Дашу из 9-Б?

Так случилось, что уже достаточно продолжительное время в моем университетском кабинете лежит полтора центнера стихов, присланных на соискание «Дебюта». Тех, что никаких лавров не снискали. Они ждут своего часа, чтобы сделаться рабочим материалом для реализации некоего социологического проекта, задуманного маститыми людьми из ВЦИОМа. Время от времени я достаю из мешка какой-нибудь конвертик, читаю, и всякий раз во мне крепнет убеждение, что тексты из отвалов «Дебюта» порою интереснее, чем стихи лауреатов.

Вообще-то графомания – вещь только на первый взгляд плоская и однозначная. В момент сотворения своего текста наш графоман испытывает ведь самые что ни на есть неподдельные и правильные любови, ненависти и патриотизмы. Только вот неинтересны они никому, кроме него самого, вот в чем беда. Профессионалы (мы с вами, господа присяжные заседатели) высокомерно воротят нос: наивно, эстетически не освоено, неуклюже стилистически. Ну там:

Вышли из лесу сосны,

Как березки в косынках… –

смехота! Что ж («не могу молчать»!!) неизвестно еще как «лучше», ведь эстетическая «освоенность» диктует порою и что-то такое о пристрастии «смотреть, как умирают дети».

Но шутки в сторону! Будем рассуждать по-нашему, по-политкорректному! «Графоману» – то и невдомек, во что его вовлекли, он ведь искренне думает, что участвует в конкурсе на «лучшие» стихи именно в его понимании, т. е. стихи высокого слога и чистой красоты, как у Пушкина зарифмованные и принесенные на алтарь любви. Их могут в случае удачи в Москве опубликовать и в прессе прославить. Булгаковскому Рюхину тоже невдомек было, за что такие лавры автору строчек про бурю, кроющую мглою небо. Ни объяснить ему ничего невозможно, ни винить за упорное непонимание. Ну, не все же мы смыслим в тонкостях пастозного мазка…

Теперь – нотабене! – самое важное. Следуя очерченной выше логике, постконцептуалистские стихи – не только вообще самые лучшие, но и претендуют на воскрешение личностной, непосредственной интонации бытовой речи, словно бы извлеченной из самой что ни на есть гущи повседневного нашего мельтешения-общения:

«сходить к ортопеду»

«позвонить Бонифацию»

«забрать деньги»

«получить справку о несудимости»

на следующей странице:

«находить успокоение в форме его ноздрей»

Может быть высоколобым ценителям и потребуется для восприятия этого текста лауреатки Елены Костылевой пресловутая «изрядная искушенность», но спросим себя, как могли бы воспринять сии строки ее, так сказать, конкуренты в гонке за премией? Ну хотя бы автор вот этого письма, наугад извлеченного мною из террикона премиальных «отходов»:

«Пишет Вам Поповцев[518] Евгений из Алтайского края. ‹…› Я пишу стихи. Пишу их давно и вот решил некоторые из своих стихотворений послать вам.

Пишу стихи только для собственного удовольствия. О том, чтобы стать профессиональным поэтом, я пока не думал, но ужасно хотелось бы, чтобы о моих стихах узнала вся Россия. Конечно, мои стихи не содержат каких-то высоких фраз, но зато все мои стихи написаны от души и от сердца. Но конечно нельзя одними стихами выразить то, о чем я думаю, но хотя бы часть его (так! – Д. Б.) можно узнать.

Мои стихи действительно выражают то, что я думаю, хотя мои стихи написаны на простом языке, но в том их преимущество, они понятны для всех.

Наверное вы заметили, что основная тема моих стихов – это жизнь и смерть, то, что призывает людей задуматься. Я думаю, что побольше таких стихотворений, песен, и у нас жизнь в стране улучшилась бы.

Еще в моих стихотворениях часто фигурируют дети. Я очень люблю детей и мне кажется, что им нужно уделять особое внимание.

Еще я немного пишу о любви, но о жизни я пишу больше».

Далее следуют, видимо, придирчиво отобранные из