впоследствии Мариинским парком, до второй половины ХІХ века был надлежащий уход. Вначале за садом смотрел мастер Лангауз, а спустя полстолетия – «смотритель государственных садов» коллежский асессор Спиридонов. Под его надзором были Кловский, Виноградный и Шелковичный сады. Когда виноград в Киеве достигал зрелости, вино из него не делали. Поблизости, в Шполе находился «изрядный виноградный сад и выделывалось из него вино, но вкусом не отличалось». В 1840-х годов в Плоской и Старокиевской части и в предместьях Куреневка и Зверинец было 127 частных садов и 409 огородов, на которых стали садить картофель по настоянию П. Румянцева-Задунайского.

Почтовая контора в ХVIII веке находилась на Подоле, а после пожара – в камянице близ Николы Набережного, 10 лет спустя – на углу Александровской и Андреевской. Лишь в 1849 году почта переезжает на Крещатик, в дом О. Ю. Головинского. В одном из флигелей усадьбы этого богатого польского помещика размещался его крепостной оркестр. За десятилетие до этого в доме находился лазарет для пленных турок, которых лечил городской врач Гамм. В 1843 году строятся фонтаны: напротив Театра (ныне Европейская пл.) за счет губернатора Фундуклея и на Крещатикской площади (Майдан Незалежности) за счет генерал-губернатора Бибикова. Вода, однако, считалась неприятной на вкус и пригодной лишь для тушения пожаров. Это вполне обоснованно, так как еще задолго до строительства фонтанов на этом месте (Козьем болоте) были видны остатки плотины и мельницы, т. е. фонтаны питались верховодкой, а она была застоялой. В 1851 году на Крещатике начали строить новый дворянский двухэтажный дом с магазинами, потом его достроили и расширили. Тогда лучшими на этой улице считались дома Эйсмана, Крещатик № 20 и № 12 – Миклашевского, владельца знаменитого фарфорового завода. У Ф. Эрнста написано, что в доме Миклашевского вся утварь, включая камины, была из фарфора. Необычный интерьер этого дома сохранялся до 1930-х годов, пока там не устроили рабочее общежитие: «…сверх того несколько каменных лавок да два-три дома между Институтской, бывшей Ивановской и Александровской улицами. Все прочие дома были одноэтажные, деревянные, даже крытые гонтом. Таков был внешний вид полуразрушенных, полустроящихся возвышенных частей города, оспаривающих уже первенство у Подола, где продолжали иметь место торговля и ее главный двигатель – Контракты. На Подоле особенно выдавались здание Контрактового дома, магазин Барского и склад хрусталя Мальцева на набережной Днепра, а на Александровской улице дома Серебрянникова и Чернышева. В 1845 г. разлив Днепра уничтожил 77 домов, а 451 дом повреждены, в первую очередь находившиеся внизу лавки и магазины. Если „ломка“ старых жилищ способствовала украшению города, то этому служили жестокие пожары, возникающие из-за устройства самих жилищ и недостатка воды, на который постоянно жаловалась администрация. Из-за постоянных пожаров были изданы специальные предписания домохозяев иметь на крышах бочки с водой, держать ночных сторожей… Рассказывали, как полицеймейстер и даже сам Бибиков объезжают ночью и проверяют сторожей в ожидании несчастья, обыватели с тревогой ложились спать». Пожаров показано ежегодно 2–5; в 1841 – 10, в 1843 – 6, а в 1844 – 11. В те годы в Киеве было 282 колодца.

Возьмем 1845 год: гражданское и военное население составляло 64 тыс., при этом прибывало богомольцев от 50 до 80 тыс. Нельзя не отметить, что по разным надобностям в городе находилось до 60 тыс., из них иностранцев – 949, а евреев около 39 тыс. Заводов насчитывалось 59, фабрик – 14, и, кроме того, 6 заведений для приготовления варенья. Завод сальных свечей Ходунова был основан в 1811 году, а спустя 30 лет перенесен в Лыбедскую часть. Другое предприятие этого направления – купца Бубнова. С 1840 года – завод стеариновых свечей Финке. В Плоской части были основаны братьями Дехтеревыми заводы медных, железных и чугунных изделий. В Лыбедской части появился завод химических изделий Сегета. Около 1807 года на Куреневке возник кожевенный завод Ланге, через 30 лет перешедший к орловскому купцу Серебрянникову, значительно его расширившему. Работы на заводах и строительстве выполнялись мастерами из центральной России, потому что местные рабочие считались небрежными и посредственными исполнителями. Тогда же Киев стали причислять к наиболее доходным городам империи.

* * *

Генерал А. В. Аносов почти десятилетие служил комендантом киевской крепости и запомнился горожанам доброжелательностью и искренним стремлением помочь им. По его приказу была разобрана часть крепостной стены, засыпан ров и через образовавшуюся брешь проложены рельсы трамвая. На месте огромного пустыря, тянувшегося от Военно-Никольского собора до самой цитадели, он создал парк (теперь Вечной Славы), который воспринимается и сейчас как естественное продолжение знаменитых нагорных киевских парков. Время в парке отмечалось по-столичному – выстрелом из пушки в полдень. Алексей Васильевич организовал здесь аттракционы, спортивные площадки для детей и молодежи, где проводились спортивные игры, поэтому парк назвали Комендантским или Аносовским. Колоритной фигурой любимца старого Киева заинтересовался А. Куприн, использовав его образ в повести «Гранатовый браслет», где Анохин фигурирует под собственной фамилией, это дает основание полагать, что на сей раз писатель строго придерживался фактов, не вдаваясь в слишком смелые домыслы.

За свою службу он не только никого не высек, но даже не ударил ни одного солдата. Во время Польского восстания он отказался расстреливать пленных. А командиру полка просто, без тени рисовки, ответил: «Шпиона я не только расстреляю, но если прикажете, лично убью. А это пленные, я не могу».

Вернувшись с Балканской войны, оглохший и хромой, комендант всегда ходил без оружия с палкой в правой и слуховым рожком в левой руке, в старомодном сюртуке, в фуражке с большими полями. При нем непременно были два ожиревших, ленивых, хриплых мопса со свисающимися языками. Вся троица была глухой, поэтому задолго до их появления слышались крики коменданта и хриплый лай его свиты. Сам он был когда-то женат, но так давно, что позабыл об этом. Еще до Балканской войны его жена сбежала с проезжим актером, пленясь бархатной курткой и кружевными манжетами лицедея. Генерал посылал ей деньги до самой смерти, но к дому не подпускал, несмотря на сцены раскаивания и слезные письма. Детей у них не было. Аносов этого не скрывал, и любил приговаривать: «Первое время ходил, как бешеный, готов был убить обоих, но вскоре отошло. Бог уберег от кровопролития. И хорошо! Избежал я участи большинства мужей, ставших вьючными верблюдами, дойными коровами, домашней вещью… Нет! Всё к лучшему».

А. В. Аносов. Фотография 1899 г.

Вспомним о другом знаменитом киевском персонаже. И. И. Фундуклей всю жизнь оставался холостяком. Был чуть выше среднего роста, брюнет, круглолицый. Лицо без красивостей, достаточно привлекательное, хотя проскальзывало что-то женское. Он был достаточно молчалив, не обладал красноречием, считая дела важнее слов. Имел