накрахмаленных клетчатых джемперах. Смотрела, но не видела. Для меня весь мир казался серым. Как будто внутри меня не было места ни для чего, кроме ярости и страха.

Мама и Люси выгрузили сумки из багажника и проводили меня до дома. Мама шла рядом, а позади пыхтела Таня. У меня дрожали мышцы ног, швы ныли, а лодыжка зудела в гипсе.

Оказалось, что я растянула лодыжку при падении, но никто не подумал осмотреть мои ноги сразу, и несколько дней сустав оставался согнут, а сухожилия надорваны. Это значило хождение в гипсовой повязке в течение шести недель – мелочи по сравнению со всем остальным, что на меня свалилось.

Я порылась в сумочке. Кошелек, полупустая пачка жевательной резинки, гигиеническая помада и коробок спичек из бара «Звезда» выглядели как реликвии из другой жизни. Пока я нащупывала ключи, Люси открыла дверь квартиры на первом этаже.

– Я не здесь живу, – недоуменно проговорила я.

– Теперь здесь, – ответила Люси.

Она сияла, глядя на меня. Мама и Таня тоже.

Я захромала через порог, гипс стучал по деревянному полу. Войдя, я озадаченно заморгала.

Квартира – близнец моей на третьем этаже, сплошь темное дерево и светильники конца семидесятых годов – была преобразована. Из окон струился солнечный свет, которого здесь отродясь не было; сверкал на нетронутых, отполированных кленовых полах, которые не были ни нетронутыми, ни отполированными, ни кленовыми, когда я в последний раз видела это место.

Я медленно похромала в кухню, продвигаясь словно сквозь толщу воды.

Новые шкафы окрашены в цвет клеверного меда. В гостиной стоял новый диван и кушетка, мягкие и удобные, обитые пастельно-желтой джинсовой тканью – красивые, но прочные, именно так говорила Макси про вещи, которые мне понравились в журнале. Пол покрывал красивый тканый ковер гранатового, темно-синего и золотого цветов. В углу стоял телевизор с плоским экраном и новенькая стереосистема, на полках – стопки новеньких детских книжек.

Люси едва не танцевала от радости.

– Ты представляешь, Кэнни? Ну, разве это не удивительно?

– У меня нет слов, – прошептала я, ковыляя дальше по коридору.

Ванная комната преобразилась до неузнаваемости. Пастельные обои эпохи администрации Картера, уродливый туалетный столик из темного дерева, дешевые светильники из нержавеющей стали и треснувший унитаз – все исчезло.

Стены и пол были выложены белой плиткой с золотыми и темно-синими акцентами. Простую ванну сменила гидромассажная с двумя лейками душа, на случай, если, как я поняла, мне захочется искупаться с партнером.

Новые шкафы со стеклянными дверцами, свежие лилии в вазе, множество самых пушистых полотенец, которые мне доводилась трогать, сложенных на совершенно новой полке. На подставке стояла крошечная белая ванночка для купания ребенка, а также набор игрушек для ванны, маленькие губки, вырезанные в форме животных, и семейство резиновых уточек.

– Подожди, ты еще детскую не видела! – воскликнула Люси.

Стены были выкрашены в тот же цвет, какой я использовала наверху у себя, и я узнала кроватку, которую собрал доктор Кей. Но остальная мебель была новой. Я увидела резной пеленальный столик, комод, кресло-качалку из белого дерева.

– Антиквариат, – выдохнула Таня, проводя кончиком короткого пальца по изогнутому беленому с легким розовым оттенком дереву.

На стенах висели картины в рамках – русалка, плавающая в океане, парусная лодка, слоны, марширующие по двое.

А в углу было что-то похожее на самый маленький в мире филиал «Мира игрушек». Там были все игрушки, которые я когда-либо видела, плюс несколько, которых я не видела. Набор кубиков. Погремушки. Мячи. Игрушки, которые разговаривали, или лаяли, или плакали, когда их сжимали или дергали за ниточки. Лошадка-качалка, точно такой же я восхищалась в магазине в Санта-Монике два месяца назад.

Все-все.

Я медленно осела на желтую кушетку, под висящим мобилем из нежных звезд, облаков и полумесяцев, рядом с полуметровым плюшевым медведем.

– Это еще не все, – прощебетала Люси.

– Ты даже не поверишь! – вторила ей мама.

Я побрела обратно в спальню. Мой простой металлический каркас под матрас заменила великолепная кровать с балдахином и коваными стойками. Простые розовые простыни уступили место великолепию с богатыми полосами белого и золотого и крошечными розовыми цветами.

– Это хлопок в двести нитей, – похвасталась Люси, отмечая бесспорные достоинства моего нового постельного белья, указывая на чехлы подушек и покрывало, ковер ручной работы (желтый, с розовой каймой) на полу.

Она открыла гардеробную, продемонстрировала еще больше розовато-белой антикварной мебели – комод с девятью ящиками, прикроватный столик, увенчанный великолепным букетом нарциссов в расписной бело-голубой вазе.

– Подними жалюзи, – скомандовала Люси.

Я послушалась. За окном спальни была новая веранда. Там был большой глиняный горшок с геранями и петуниями, скамейки и стол для пикника, газовый гриль размером с «Фольксваген-Жук».

Я села, точнее, рухнула на кровать. На подушке лежала крошечная открытка, из тех, что дарят с букетом цветов. Я открыла ее ногтем большого пальца.

«Добро пожаловать домой» – было написано на одной стороне. «От друзей» – на другой.

Мама, Люси и Таня застыли в ожидании моего одобрения.

– Кто… – заикаясь, начала я, – как…

– Твои друзья, – нетерпеливо сказала Люси.

– Макси?

Все трое воровато переглянулись.

– Ой, да ладно вам. Можно подумать, у меня есть другие друзья, которые могли бы себе все это позволить.

– Мы не смогли ее остановить, – заявила Люси.

– Кэнни, это правда, – затараторила мама. – Она не слышала слова «нет». Она знает всех подрядчиков… наняла декоратора, чтобы собрать все эти вещи для тебя… Люди тут работали круглосуточно…

– Соседи, должно быть, оценили, – хмыкнула я.

– Тебе нравится? – спросила Люси.

– Это… – я вскинула руки и позволила им упасть на колени. Сердце билось так быстро, что становилось больно везде. Я пыталась подобрать нужное слово. – Это потрясающе, – наконец выдохнула я.

– Чем ты хочешь заняться? – продолжила Люси. – Можем сходить на ужин.

– В «Ритце» показывают документальный фильм о лесбиянках, – прохрипела Таня.

– По магазинам? – спросила мама. – Может, тебе запастись продуктами? Мы поможем донести.

Я поднялась:

– Думаю, я бы прогулялась.

Мама, Люси и Таня с любопытством посмотрели на меня.

– Прогулялась? – повторила мама.

– Кэнни, у тебя нога в гипсе, – заметила сестра.

– Это лангетка, – огрызнулась я. – И я хочу прогуляться.

Я помялась. Мне хотелось ликовать. Хотелось почувствовать себя счастливой. Меня окружали люди, которых я любила, у меня было чудесное гнездышко для жизни. Но мне казалось, что я смотрю на свою новую квартиру через грязное зеркало, трогаю хрустящий хлопок и плюшевые ковры через толстые резиновые перчатки. Словно в моей радости не хватало кусочка. Не хватало Джой. Все будет казаться неправильным и ненастоящим, пока мой ребенок не вернется домой. От этой мысли меня внезапно окатило такой злостью,