они сожалеют, все должно быть хорошо? Я никогда их не прощу. Никогда.

– Кэнни, – вздохнув, мягко начала мама.

– Поверить не могу, что ты встаешь на их сторону! – заорала я.

– Я не встаю на их сторону, Кэнни, конечно нет, – сказала мама. – Я на твоей стороне. Просто не думаю, что тебе полезно так злиться.

– Джой чуть не умерла! – рявкнула я.

– Но не умерла, – возразила мама. – Она не умерла. С ней все будет хорошо…

– Ты этого не знаешь, – яростно перебила я.

– Кэнни, у нее немного недостаточный вес, легкие немного недоразвиты…

– У нее было кислородное голодание! Ты разве не слышала врача? Она была лишена кислорода! С ней что угодно может быть не так!

– Она выглядит точно так же, как ты, когда была маленькой, – нетерпеливо перебила мама. – С ней все будет в порядке. Я просто знаю это.

– Ты до пятидесяти шести не знала, что ты лесбиянка, – выкрикнула я. – Как я могу тебе верить?

Я зарыдала сильнее и указала на дверь:

– Уходи.

Мама покачала головой:

– Не уйду. Поговори со мной.

– Что ты хочешь услышать? – спросила я, пытаясь утереть лицо и говорить спокойно. – Идиотка-подружка моего бывшего толкнула меня, и мой ребенок чуть не умер…

Но что действительно меня глодало – и я не думала, что когда-нибудь смогу произнести это вслух, – так это то, что я подвела Джой.

Я не сумела быть достаточно хорошей, достаточно красивой, достаточно худой, достаточно привлекательной, чтобы сохранить отца в своей жизни. Или чтобы удержать Брюса. И вот теперь я не смогла уберечь своего ребенка.

Мать снова подъехала со стулом ближе и обняла меня.

– Я не заслужила ее, – снова зарыдала я. – Я не смогла уберечь ее, я позволила ей пострадать…

– Что навело тебя на эту мысль? – прошептала она мне в волосы. – Кэнни, это был несчастный случай. Это не твоя вина. Ты будешь замечательной матерью.

– Если я такая замечательная, почему он не любил меня? – Я плакала и даже не понимала, о ком я говорю – о Брюсе? Об отце? – Что со мной не так?

Мама поднялась. Я проследила за ее взглядом на настенные часы. Она перехватила мой взгляд и прикусила губу.

Она посмотрела, как я наблюдаю, и прикусила губу.

– Прости, – тихо сказала она, – но мне нужно отлучиться на несколько минут.

Я вытерла глаза, выигрывая время, пытаясь переварить то, что она мне сказала.

– Тебе нужно…

– Я должна забрать Таню с занятия.

– А что, Таня забыла, как водить машину?

– Ее машина в ремонте.

– И что она изучает сегодня? К какой грани себя она обращается? – поинтересовался я. – Созависимых внучек эмоционально отстраненных бабушки и дедушки?

– Кэнни, успокойся, – огрызнулась мама, и я была настолько ошарашена этим, что даже перестала плакать. – Я знаю, она тебе не нравится. И мне надоело об этом слышать.

– О, и сейчас самое время, чтобы поднять этот вопрос? Ты не могла бы подождать, пока твою внучку хотя бы выпишут из реанимации?

Мама поджала губы.

– Мы поговорим позже, – сказала она.

Положив руку на дверную ручку, она еще раз повернулась ко мне лицом.

– Я знаю, сейчас ты в это не веришь, но у тебя все будет хорошо. У тебя есть все, что нужно. Тебе просто надо это принять сердцем.

Я нахмурилась. Принять сердцем? Звучало как очередная чушь, позаимствованная в одной из Таниных глупых книг. Вроде «Исцеление ран».

– Конечно! – крикнула я вслед. – Иди! Я прекрасно справляюсь, когда меня бросают. Привыкла.

Она не обернулась. Я вздохнула, уставившись на свое одеяло и надеясь, что никто из медсестер не слышал, как я извергала диалоги из третьесортной мыльной оперы. Я чувствовала себя совершенно несчастной.

Я чувствовала себя опустошенной, как будто из меня вынули внутренности, и все, что осталось, – гулкая пустота, пустые черные дыры. Как мне понять, что значит быть достойным родителем, учитывая выбор, который сделали мои собственные?

У тебя есть все, что нужно, сказала мне мать. Но я не могла понять, что она имела в виду. Я обдумала свою жизнь и видела только то, чего не хватало, – ни отца, ни парня, ни гарантий здоровья или комфорта для моей дочери.

«Все, что нужно», – уныло подумала я и закрыла глаза, надеясь, что мне снова приснится моя кровать или вода.

Когда час спустя дверь снова открылась, я даже не подняла головы.

– С Таней иди поговори, – проворчала я, не поднимая ресниц. – Потому что я не хочу слушать.

– Что ж, я бы так и сделал, – произнес знакомый глубокий голос, – но, думаю, мне подобные у нее не очень котируются… Кроме того, мы не представлены.

Я подняла взгляд. Там стоял доктор Кей с белой коробкой из-под выпечки в одной руке и черной спортивной сумкой в другой. И спортивная сумка, казалось, извивалась.

– Я пришел, как только узнал, – начал он, усаживаясь на место, которое совсем недавно занимала моя мать, ставя коробку на тумбочку, а сумку на колени. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – ответила я и получила внимательный взгляд в ответ. – На самом деле паршиво.

– Легко могу представить, после того, что ты пережила. Как твоя…

– Джой, – подсказала я.

Называть ее по имени казалось странным… Каким-то самонадеянным, как будто я испытывала судьбу, произнося его вслух.

– Она маленькая, у нее немного недоразвиты легкие, и она дышит с помощью аппарата… – Я помолчала, провела рукой по глазам. – Кроме того, у меня была гистерэктомия, и я, кажется, все время плачу.

Доктор кашлянул.

– Слишком много информации? – спросила я сквозь слезы.

Он отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет, – улыбнулся доктор. – Ты можешь говорить со мной о чем пожелаешь.

Черная спортивная сумка практически соскользнула с его колен. Это выглядело так забавно, что я чуть не улыбнулась, но мне показалось, что мое лицо забыло, как это делается.

– Ты прячешь в сумке вечный двигатель или ты просто рад меня видеть?

Доктор Кей оглянулся через плечо на закрытую дверь. Затем он наклонился ко мне поближе.

– Это, конечно, определенный риск, – прошептал он, – но я подумал…

Он поставил сумку на кровать и расстегнул молнию. Нифкин высунул нос, за ним последовали кончики его огромных ушей, а затем все тело.

– Нифкин! – воскликнула я, когда Нифкин вскарабкался мне на грудь и принялся облизывать лицо. Доктор Кей держал его подальше от моих трубок и приспособлений, пока Нифкин самозабвенно меня нализывал. – Как ты… где он был?

– С твоей подругой Самантой, – объяснил доктор Кей. – Она снаружи.

– Спасибо, – сказала я, понимая, что словами не выразить, насколько он меня осчастливил. – Большое тебе спасибо.

– Не за что, –