class="p1">Сеньор Наоло и фрейлейн Эмма пошли от имени всего общества к господину Инкто, а мадам де-ла Рока сочла нужным оглядеть себя в зеркало.

– Как вы думаете? Он придет? – спросила она.

– Не придет! – изрек мсье Пико: он всегда имел утешительную склонность предсказывать людям только нехорошее.

– Нет, почему же! – возразил профессор Ратш. – Он, конечно, очень склонен к одиночеству и чуждается общества, но он несомненно очень воспитанный человек.

– Да, он очень мил! – почему-то мечтательно вздохнула фрау Грюнберг.

– Он очень мил и… и он удивительно красив! – вдруг созналась мадам де-ла Рока. – Если бы я была художником, я написала бы с него «Прекрасного ангела». Вы не находите?

– Прекрасного – да! – согласился с нею профессор Ратш. – Но и мудрого. В его глазах я вижу чрезвычайно развитый интеллект, и это, сознаюсь, прельщает меня. В нем много мысли и… и грусти. Вот именно: мысли и грусти.

– Неужели он приехал из Тибета? – заинтересованно спросила мадам де-ла Рока. – Вы не находите, что это чересчур эктравагантно: побывать в Тибете.

Прошло две-три минуты.

– А вот и он! – довольно бесцеремонно воскликнула фрейлен Эмма, входя в комнату вместе с господином Инкто. – Он очень милый и сразу согласился!

– Он очень милый и сразу согласился! – весело подтвердил сеньор Паоло.

– Идите сюда! – приказала мадам де-ла Рока. – Мы все здесь так страшно устали от скуки, что, право, и вам не грех поскучать вместе с нами. Почему вы нас сторонитесь? Только, пожалуйста, не говорите банальностей и не уверяйте меня, будто вы никак не думаете, что ваше присутствие может скрасить мою скуку! Итак?

– Итак? – ласково и дружески улыбнулся господин Инкто.

– Итак, говорите же что-нибудь. Почему вы нас сторонитесь?

– Я не сторонюсь. Просто, я люблю уединение. Это не очень большое преступление с моей стороны

– Нет, не очень большое. Во всяком случае, не такое большое, как мое любопытство, а я любопытна, и хочу знать, что вы делаете в вашем уединении?

– Я размышляю.

– О чем?

– О времени и о пространстве.

– Это… философия?

– Нет, не думаю. По-моему – это необходимость.

– Вряд ли я в этом пойму что-нибудь! Время? Я люблю его, когда оно проходит так, что я его не замечаю. А что касается пространства, то… Ах, Боже мой! В конце концов автомобили и железные дороги изобретены же для чего-нибудь!

– Нет, это очень интересно! – авторитетно вмешался профессор Ратш. – Должен сознаться, что эти две величины, время и пространство, издавна интересуют меня!

– А вы уверены, профессор, что время и пространство являются именно величинами? – вежливо и вдумчиво спросил господин Инкто.

– Что же другое?

– С одной стороны – Мера и Число, а с другой – Слово! Не здесь ли ответ на ваш вопрос?

– Ах, Бог мой! – опять вмешалась мадам де-ла Рока. – Вероятно, все это страшно углубленно и значительно, но говорить об этом, когда четвертый день идет дождь, положительно несвоевременно и неуместно!

– Дело в том, господин Инкто, – со смехом пояснил молодой Паоло, – что мадам де-ла Рока надеется на вас! Она хочет, чтобы вы сотворили чудо и разогнали нашу скуку!

– Вот именно: чудо! – вздохнула фрау Грюнберг. – Но мы стали грешны, и в наше время чудес не бывает!

– В наше время чудес не бывает! – с явным удовольствием подтвердил мсье Пико.

– Не бывает! – скрепил мистер Корри, решительно махнув головой.

И все замолчали, удрученные тем, что в наше время чудес не бывает.

– Чудеса бывают и в наши дни! – раздался очень спокойный и очень значительный голос господина Инкто. – Почему вы думаете, что в наше время не бывает чудес?

– Вы их встречали? – с легкой иронией спросил профессор.

– Нет, в самом деле: неужели вы их встречали? – словно надеясь на что-то, пылко подхватил Паоло.

– Дело не во мне! – так же спокойно и так же значительно ответил господин Инкто. – И дело не в том, встречал или не встречал каждый из нас в своей жизни какое-нибудь чудо. Дело в другом: сумеем ли мы увидеть чудо, если встретим его?

– А разве его надо уметь видеть? – заинтересовалась мадам де-ла Рока. – Должна сознаться, что ни один из моих учителей не учил меня этому искусству, и я, вероятно, не сумею увидеть чудо, даже если встречу его.

– Уметь видеть? – многодумно переспросил профессор. – Простите, я не совсем понимаю: что вы подразумеваете под этим?

– Что я подразумеваю? Видите ли, я думаю, что чудеса бывают и в наше время, потому что они от времени не зависят. Но мы – враги чуда. Мы отказываемся признать его, потому что оно ниспровергает наш мир, мир Меры и Числа. Поэтому мы, всякий раз, когда встречаем чудо, видим не чудо, а «вполне естественное явление» или же делаем уступку и видим «случайность» или «совпадение». Мы не видим чуда оттого, что мы не хотим его видеть.

– Так! Хорошо! – пожевал губами профессор. – Мы, конечно, не так доверчивы, как наши предки и мы, сверх того, не так невежественны: развитие естественных наук…

– Ах, как жаль, что они развились! – капризно перебила его мадам де-ла Рока, любуясь своими ноготками. – Если бы они не развились, я могла бы увидеть какое-нибудь хорошенькое чудо, а теперь, благодаря развитию ваших противных естественных наук, я должна ограничиваться воспоминанием о тех опытах по физике, которые мне когда-то показывал старичок учитель, и в которых я ничего не понимала!

– Развитие естественных наук, конечно, сыграло решающую роль в этом деле о чудесах! – вежливо и терпеливо обождал ее кокетливую реплику профессор. – Чудо? Конечно, если мы увидим воскресение из мертвых, то всякий вправе заподозрить случай летаргии, но уверяю вас, что если я встречу случай, который я не смогу объяснить естественным порядком, то я буду вынужден признать его чудом, независимо от того, хочу ли я, чтоб были чудеса, и умею ли я эти чудеса видеть…

– Разве? – безо всякой иронии, а, наоборот, очень вдумываясь в его слова, спросил господин Инкто. – Разве? – он опять подумал. – Нет! – решительно взмахнул он головой. – Нет, наше отрицание чудес вытекает не из предполагаемого развития естественных наук, и не из того, что мы будто бы постигли эти естественные науки, а только из нашей боязни чуда. Ведь если чудо есть, то во что же превращается Мера и Число? А наш дух ограничен именно этой сферой, сферой Меры и Числа. Ушел ли он уже из сферы Слова, или он еще не пришел к ней, я не знаю, но он весь – в Мере и в Числе.

– Хорошо! Пусть! – снисходительно сказал профессор, давая понять своей снисходительностью, что у него в запасе есть еще