с натуги багровый,

С подвязанной косо щекой,

Уселся над лесом, и кровью

Истек, и, блестящий такой,

Отравился в путь. А прохлада

Ночная ласкала его.

Но выше ему было надо

Светить золотой головой.

Никто не мешал. Успокоен,

Он пристально сверху смотрел,

Как в озере был он удвоен

И в стеклах, холодный, горел.

Но в пятом часу застеклянил

Пространное небо рассвет.

Не сдался еще на поляне

Насвеченный месяцем след.

Потом рассвело. И, вставая,

Все заняты были своим.

И месяц, ненужный, истаял,

И, белый, сквозил голубым.

Земля

Как толченый кирпич – эта красная глина,

И колются космы травы.

Как до кости, до камня промыты в долины

Пересохшие дикие рвы.

А взберешься и выйдешь: замаячат укропами

Дерева по пыльной степи.

Позабыта веками, позабыта потопами,

Ты, недвижная, сонная, спи!..

Мы по самым паучьим местам проходили,

Мы устали по зною кружить.

Побуревшие травы и солнце над пылью:

Вот земля, на которой – дожить.

По равнине уставленной деревьями тошными,

Я который уж день бреду.

И птицы не наши голосами истошными

Точно с радостью кличут беду.

Конец

Да над судьбою роковою

Звездные ночи горят.

А. Блок. «Роза и крест»

В древнее черное лоно,

Лоно судьбы роковой,

Звездный размах Ориона

Падает вниз головой

Берег родной и желанный,

Видишь, растаял в мечту.

Вот – Облака Магеллана

Вечно летят в пустоту.

«Путь твой грядущий – скитанье…»

Слушай, не всё ли равно,

Где и в каком океане

Судну тонуть суждено?..

Голоса

(1961)

«Тонкие ветки, серебряный иней…»

Тонкие ветки, серебряный иней.

Свет неземной, заколдованный, синий.

Жемчуг, сапфиры и бледный опал

Светят в парче снеговых покрывал.

Полной луной зачарованы ивы.

Видно далеко-далеко с обрыва

Черные тени на синем снегу,

Празелень льда на речном берегу.

Добела кем-то в выси накаленная,

Выше и выше, в пространства бездонные,

В сизую глубь уплывает луна.

Слышно, как светом поет тишина.

«Был ветер пес. А осень-мясничиха…»

Был ветер пес. А осень-мясничиха

Дорезала и клены, и закат.

Подвыв, кидался ветер лихо

С полей наскоком в гиблый сад.

Свисали с сучьев красные лохмотья,

И сизым мясом блекли облака.

Сцедила кровь: конец работе.

А псу бы лужи долакать.

Листве догнить. Сметет тупая сила

Ее в промозглый, плесневый подвал.

Ушла. И лампу погасила.

А ветер сучья оглодал.

Память

(1965)

«Заглянул к себе в подвал…»

Заглянул к себе в подвал, —

А оттуда – скверной сыростью…

Я давно их не топтал:

Вот, успели снова вырасти.

Беловаты, как грибы.

Я сравнил бы их с опенками.

Натянули туго лбы,

Заплелись ногами тонкими.

Притаились, пауки!

Не моргнут глаза их кроличьи…

Все как будто двойники,

Все Борисы Анатольичи.

Как попадают в бизбен

Ну, а как попадают в Бизбен? – А надо

Ехать долго железной дорогой.

Остановка будет в леске, у отрога,

Просто так, без вокзала и сада,

Очень ветхий и темный сруб и платформа,

А дерево хрупко и гнило,

И вы сходите вниз, как в могилу,

А из ямы – сладкий дух хлороформа.

И от старости сруб деревянный распорот

Здесь и там обомшелою щелью,

И дурманно веет сладкою прелью,

И внезапно вы входите в город.

Ах, как сразу от гнета здесь каждый свободен!

Даже воздух здесь радостью пахнет.

Но чужому тут места в уютных домах нет,

Но для счастья чужой тут не годен…

Обитатели к вам не подходят на сажень…

«А какой это город?» – «Ну, Бизбен…»

«Ах, совсем, как в Австралии, в Квинслэнде – Брисбен!»

«Не совсем, но для вас ведь не важно:

Это важно для тех, кто сюда прибывает.

Их встречают дипломом на блюде».

«Ну, а кто же живет здесь? И кто эти люди?»

«Тут у нас не живут – пребывают…»

Недомолвка у них тут с чужим, переглядка.

«Как же к вам попадают в Бисбен?»

«Очень жалко, но план сообщений не издан:

Вы ошиблись в пути пересадкой».

«Но я очень хочу…» – «Вам не срок – подождите:

Вы получите вовремя вызов».

Я проснулся, и рвутся последние нити,

И рассвет занимается сизо.

Подъем

(1969)

Звездочет

Настала ночь, и я на башню вышел

И стал смотреть на звездный небосвод.

Я как бы в сон ушел. И вот, услышал

Я звезд далеких гармоничный ход.

Хрустальный свет их ясен и понятен,

Но жуть сквозит в движенье вихревом

Мистических туманностей и пятен,

Горящих бледно-фосфорным огнем.

Но я нарочно взор в них углубляю,

Я отрешаюсь, стыну и лечу,

Как будто бы сорвался с корабля я,

Тону и гибну, – ибо так хочу.

Я жду ночного мертвого молчанья,

Чтоб в нем забыть с приходом темноты