Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Киев был обложен «бесчисленным множеством» врагов. Жители его голодали. Сказитель поведал, что лишь один юноша смог прокрасться из города сквозь лагерь печенегов. Он шел через их стан, вертя в руках уздечку и спрашивая на печенежском языке: «Не видел ли кто коня моего?» Дойдя до Днепра, юноша разделся и прыгнул в воду. Печенеги всполошились, но гонец под градом стрел поплыл через реку. С другой стороны Днепра ему на помощь поспешили ладьи воеводы Претича, оставленного Святославом с небольшой дружиной для управления северскими землями и пограничной стражей. Отрока выловили из воды и доставили к воеводе. «Если не приступите завтра к городу, – сказал он, – люди сдадутся печенегам».
Дружина призадумалась. В Киеве находилась княгиня Ольга с наследниками Святослава. Старшему его сыну Ярополку было не меньше двенадцати лет. Мы знаем об этом потому, что примерно в том же 968/969 году отец привезет ему наложницу – красивую девушку из разоренного им греческого монастыря. Второго внука Ольги звали Олегом. О матери их ничего не известно; все предположения, которые высказаны в историографии, – чистые домыслы.
Зато мы знаем мать третьего сына Святослава – ключницу самой княгини Малушу, дочь Малко Любечанина. Историки приложили большие усилия, чтобы найти для матери будущего крестителя Руси Владимира Святого происхождение познатнее. Одни производили Малушу от древлянского князя Мала. Другие считали, что ее отец – не просто родом из Любеча, в земле радимичей, но непременно был наместником этого города.
Всех смущало, что мать Владимира была «рабой» – холопкой княгини Ольги. Впоследствии, по словам Древнейшего сказания, княжна Рогнедь, дочь полоцкого князя Рогволода, отказала посватавшемуся к ней Владимиру со словами: «Не хочу разувать рабичича (сына рабыни. – А. Б.), но Ярополка хочу!» Этот текст вызвал множество кривотолков, в том числе об униженной доле женщины, вынужденной стягивать сапоги с мужа в знак покорности его воле. Однако плотно облегающие ногу кожаные сапоги-чулки, которые знать носила тогда по византийской моде, снять самому очень трудно. И если новобрачная хотела обойтись без мужнина денщика, ей надо было делать это самой.
Такое же непонимание реалий проявилось и в оценке решения Рогнеди, и в отношении историков к положению матери Владимира. Никто не хотел понять девушку, желающую выйти за великого князя Киевского Ярополка, а не за изгоя, бежавшего от брата за море и вернувшегося с бандой буйных варягов. И все делали вид, будто не знают, что доверенные слуги князя, по той же «Русской правде», приносили ему присягу на пожизненную службу и становились добровольными холопами. Чтобы сделаться таковым, согласно «Правде», существовало только три пути: продать себя в присутствии свидетеля (хоть за символическую сумму); жениться на холопке или челядинке (рабыне-иноплеменнице); поступить на службу тиуном (управляющим имением) или ключником (управляющим дворцовым хозяйством). То есть занять очень высокую и, учитывая степень доверия хозяина, пожизненную должность.
Холоп не был рабом в классическом, средиземноморском варианте этого понятия. Он был приемным членом семьи, обязанным служить господину как отцу до смерти господина. Власть того над холопом была равна его власти над сыном или дочерью. Главным в этих отношениях был высокий уровень взаимного доверия. Недаром категория холопов-управляющих со временем была дополнена обширной группой боевых холопов: воинов, сопровождавших господина в бою, подобно древним дружинникам с их пожизненной присягой князю.
Ключница Малуша Малковна по своему положению была самым доверенным лицом из приближенных Ольги. Для великой княгини не было лучше способа, чем свести Малушу со своим воинственным сыном, чтобы получить внука, мать которого всегда точно будет при ней. Неслучайно летопись рассказывает, что княгиня проводила с маленьким Владимиром много времени, воспитывая его в христианской вере и добродетели.
Увы, и этого внука отняла у Ольги дружинная среда. Добрыня Малкович, брат Малуши, стал дядькой Владимира и воспитал его как сурового воина. А юноше так понравились приключения с буйными викингами, убийства, грабежи и насилия, что он, заняв «стол» князя в Киеве, стал истово бороться за обновление и укрепление язычества. Лишь на склоне лет, утомившись от бесконечных войн, многих жен и восьмисот наложниц, Владимир вспомнил заветы бабушки: заключил мир с Византией, женился на ромейской принцессе Анне, принял крещение и крестил Русь.
Все эти тонкости отношений в семье великого князя не занимали умы дружинников во главе с Претичем на левой стороне Днепра, против Киева, когда они получили весть о неизбежной сдаче города. Выслушав гонца, воевода сказал: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав!» Как видим, грозного князя дружина боялась больше, чем всего сонма печенегов.
Дружинники «на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенеги же решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками своими и людьми к ладьям». Княжеская семья готова была бежать за Днепр. Но стольный град спасло чудо.
Увидев бегство своих войск, печенежский князь «возвратился один к воеводе Претичу и спросил: “Кто это пришел?” А тот ответил ему: “Люди той стороны (Днепра. – А. Б.)”. Печенежский князь спросил: “А ты не князь ли?” Претич же ответил: “Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество”. Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: “Будь мне другом”. Тот ответил: “Так и сделаю”. И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города».
Однако кочевники были не столь уж наивны. Они далеко не ушли и встали рядом с Киевом, на реке Лыбеди, так близко, «что нельзя было и коня напоить». Но послать гонца на Дунай оказалось можно. «И послали киевляне к Святославу со словами: “Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?” Услышав это, Святослав с