litbaza книги онлайнВоенныеНа кресах всходних - Михаил Попов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 156
Перейти на страницу:

Возвращается один раз домой озабоченная библиотекарша, отворяет дверь и видит: в коридоре стоит невысокий человек в сером пальто, горло толсто замотано шарфом. Сердце заныло, но приятно. Отец! Немцы обещали отпустить — и отпустили. Николай Адамович поднял руку: не шуми. Данута Николаевна подошла к нему, сзади обняла тихонько. Отец смотрел в щель, оставленную дверью. Там внутри Адам разыгрывал перед Яниной спектакль. Вынес из запасника, что в темной каморе, пыльные коллекционные постилки и одну за другой демонстрирует, толкуя их содержание.

— Это, дивись, узор солнца, — показывал он на вышитый ярко-красным квадрат, у которого из углов торчат короткие, тоже из вышитых квадратиков «лучи». — А тут узор зямли, — тот же большой квадрат, только теперь вышитые отростки торчат внутрь.

Янина слабо улыбается. Мать смотрит на сияющее лицо сына, и внутри у нее полыхает такой узор солнца, что сейчас разорвет.

Адам делает очередную демонстрацию, теперь из трех постилок. Берет длинными пальцами за углы вышивку и показывает лежащей. На первой вышитые на белом фоне крестиком две красные голубки сидят одна вслед другой.

— Каханне починается, — объяснил заговорщицким голосом Адам.

На второй тряпице вышитые голубки смотрят друг на друга и между ними изображена еще веточка.

— Каханне в росквите! — сообщил Адам, восхищенными глазами глядя на Янину.

Та переводит взгляд с вышивки на Дануту Николаевну и стоящего рядом Николая Адамовича, во взгляде у нее появляются виноватость и такое выражение: что я могу поделать?!

Данута Николаевна шагнула решительно к табурету, где у сына была целая стопка вышивок, с помощью которых можно было бы рассказать, наверно, целую болотную «Илиаду», порылась в пыльных тканях и торжествующе выдернула на свет то, что ей показалось подходящим. Опять голубки, только сидящие хвостами друг к другу.

— Каханне без узаемности? — тревожно поинтересовался Адам.

И тут в комнату вошел Николай Адамович, прекращая тем самым демонстрацию. Обнял внука, который был ростом ему по грудь. Адам смотрел на Янину потрясенным взглядом: он и рад был появлению дедушки, и совсем не хотел, чтобы их разговор с ней заканчивался на «каханне без узаемности».

Глава пятнадцатая

Между громадой неба и неровной линией горизонта оставался один желтовато-дымный просвет. Витольд Ромуальдович стремительно шагал по утоптанной тропке между купами сухого, чуть подвывающего на ветру репейника от леса к деревне. Вся деревня — три огонька. Самое дальнее — двери кузни, где тлеет горн Повха (он вернулся туда из Дворца), второе пятнышко — полухатка Стрельчика, зацепившегося все же на берегу Чары, самый ближний огонь — окошко в домике Сахоней.

Витольд Ромуальдович шел, успокаивая дыхание. Целую неделю не удавалось вырваться. Это только кажется, что лагерная жизнь катится сама собой, если отвалить в котел необходимый минимум продуктов. Нужен постоянный строгий глаз за всеми и за всем. Тарас и Донат поначалу были вроде как в помощь, но старшего внезапно свалила ножная болезнь (пухли ступни, и ходить он почти не мог), а Тарас, что в прежней жизни было ему не свойственно, впал в бимбер. Хотя на всех запасах спиртного в становище висел замок, а ключ от него был в кармане командира, отдельные предательские бутылки возникали сами собой, как подснежники. Волчунович божился, что это не его диверсия — мол, у всякого мужика есть какой-то свой запас. Сухого закона в лагере не было, его и немыслимо было бы соблюсти в условиях зимней лесной жизни. Витольд Ромуальдович покушался только на то, чтобы в употреблении были хоть какие-то порядок и мера. Небольшие дозы грубой радости смягчали серую хвойную жизнь. Но откуда ему было знать, что в борьбе с этим змием бессильны даже правительства самых могущественных стран, и чему ж удивляться, что его власти не хватает для того, чтобы полностью возобладать над пьяным духом.

Дом Оксаны Лавриновны был уже вот он. Витольд Ромуальдович, как всегда, немного напрягся. Ему особенно был тяжек момент, когда он только входит в хату, — он всегда ждал, что однажды Мирон как-нибудь выглянет из-за своей отгородки в дальнем углу. И что тогда делать и говорить?

Оксана утверждала, что сын вообще ни разу у нее не спрашивал — кто это является к ней по ночам, и даже, когда она сама, перебарывая себя, попыталась завести речь об «этом», зарычал на нее и угрожающе поднял руку. Что мог сделать ей лежачий — непонятно, но Оксана утверждала, что ей сделалось страшненько. Может, спросил Витольд, он и так знает, поэтому и не хочет разговоров на эту тему? Нет, утверждала Оксана, никак ему нельзя было этого знать. Знает только одно: кто-то ходит, а кто именно — ему неизвестно. Мы же все молчком и шепотом. Витольд не удержался и грубо пошутил: вдруг парень думает, что мать — гулящая и просто водит к себе мужиков? Сказал и испугался: обидится, — но она ответила как на серьезный вопрос: нет, не похоже, разные мужики вели бы себя по-разному.

Что это?

Витольд замер — сзади появился повторяющийся шумок. Кто-то мелкий спешит вдогонку. Да, вот мелькает тень меж репейниковыми кустами. Яська малой, внучек Доната.

— Дядька Витоля, там пришли!

— Кто?

— Дядька Шукеть привел. Бригада.

Витольд Ромуальдович с досадой посмотрел на окошко — такое близкое, даже кажется, что разглядел там мелькнувшую тень. Придется отложить.

Шукеть привел троих. Ну, двое — это так, охрана, а вот третий был человеком с полномочиями.

— Бобрин, — представился он, протянув крепкую короткопалую лапу с бугристыми мозолями — рабочая косточка, как говорится. Объяснил: слесарил в Лиде в депо. Небольшой, коренастый, с немного неуместным пышным чубом человек. Вел он себя важно — настолько был уверен в том, что каждое его слово — это прямой закон, что даже искренне удивлялся, когда приказание выполнялось не немедленно.

Сели в «хате» у командира. Гражина со Станиславой ушли во вторую землянку, давно уже отрытую специально для женщин, а здесь был штаб. В дальней стене — дверь в оружейный склад, там же и винный погреб. Витольд позвал Тараса, Доната, Михася, Копытку — он после подвига на мельнице сам не знал, что делать со своим громадным авторитетом, — и Андрея Антоника, не так давно приставшего к лагерю справного мужичка лет тридцати с чем-то, бывшего кореличского милиционера — так, по крайней мере, следовало с его слов. С оружием обращался артистически, на язык был осмотрителен, Витольд подозревал в нем фигуру позначительней милицейской, но почему-то доверял.

Вести «переговоры» взялся Шукеть — век бы не слыхать его хрипатого голоса, особенно отвратительного при смехе. Речь его была короткая: вот, Витольд, брат, Ромуальдович, кончается твоя независимая, на свое усмотрение жизнь. Товарищ Бобрин прислан из штаба бригады имени Котовского для принятия на себя штабного руководства действиями твоего отряда в масштабах общих операций.

Немного тишины в штабном помещении.

Бобрин в общем дружелюбно смотрел на Витольда, на его братьев, да и вообще на всех собравшихся. Чувствовалось, что ждет взрыва радости с их стороны по случаю такого сообщения.

1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 156
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?