Заняв пост управляющего Министерством внутренних дел, он не сомневался: революция должна быть раздавлена. Здесь о компромиссе не могло быть и речи. «К стенке и расстрелять» было, по свидетельству И. И. Толстого, его «любимым выражением по отношению ко всем революционерам»[772]. П. Н. Дурново и в этом оказался прозорливее многих, понимая в 1905 г. то, что другие (далеко не все!) уразумели лишь в эмиграции. Так, к примеру, П. Б. Струве в 1934 г. в одной из эмигрантских аудиторий заявил со всей присущей ему убежденностью, что революционеров следовало «беспощадно уничтожать»[773].

П. Н. Дурново не смутила огромная цифра арестованных в административном порядке (к началу 1906 – более 38 000). Он «заметил, – вспоминал Д. Н. Любимов, – что при подавлении восстания Коммуны в 1871 году, в Париже, восстания во многом напоминающем Московское, генералом Галлифэ было расстреляно свыше 40 000 человек. Что же касается числа арестованных, то цифра их показывает только, что у нас революция не настоящая, а, так сказать, репетиция революции, и если, не дай Бог, разразится, когда-нибудь, настоящая революция, да еще возьмет верх над законною властью, то цифра эта будет в десять, а может быть, и в двадцать раз, больше»[774].

Свой успех в борьбе с революцией П. Н. Дурново объяснял так: «Все власть имущие хотели ее ударить, но не решались; все они, с графом Сергеем Юльевичем Витте во главе, опасаются пуще всего общественного мнения, прессы; боятся – вдруг лишат их облика просвещенных государственных деятелей, а мне же, – тут Дурново выразился крайне энергично, – да, в сущности, мне и терять нечего у прессы; вот я эту фигуру революции и ударил прямо в рожу и другим приказал: бей на мою голову. При теперешнем положении иных способов нет, да и вообще, особенно у нас в России, это один из наиболее верных»[775].

С П. Н. Дурново, по словам Д. Н. Любимова, «повторилось то, что в истории римских пап рассказывается о Сиксте V»[776].

Постиг революцию П. Н. Дурново не сразу. Резкое ее усиление после обнародования манифеста 17 октября приводит его к выводу, что «политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое»[777].

При этом он исходил из следующего. Народная масса, с ее общинной психологией, придавленная острой хронической нуждой, политически крайне неразвита и исповедует – другого ей просто не дано – «принципы бессознательного социализма». «Русский простолюдин, крестьянин и рабочий, – писал он, – одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землей, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут». Это и создавало «благоприятную почву» социальной революции, которую он воспринимал однозначно как «беспросветную анархию» и в которой видел «смертельную опасность для России»[778]. В этой ситуации, с точки зрения П. Н. Дурново, любые политические уступки бессмысленны, компромисс невозможен, а удовлетворение требований – немыслимо. Он и предусматривает на случай социальной революции одно – «усмирение»[779].