Конечно же мне следовало обратить на это внимание! Проводив Родительницу, я вдруг понял, что она имела в виду, и буквально остолбенел. 9 октября прошлого года я впервые встретился с Родительницей и она рассказала мне о Боге-Родителе — тот день для меня значил то же, что день божественного наития для Мики Накаяма. И с того дня вплоть до сегодняшнего, то есть в течение примерно девяти месяцев, живосущая Родительница, можно сказать, не отходила от меня ни на шаг, она не только рассказывала мне о Боге-Родителе, но и всячески подстегивала меня, заставляя продолжать работу: иногда подбадривала, иногда осыпала похвалами, иногда бранила. Все эти месяцы она, не отпуская меня ни на шаг из дома, постоянно торопила меня, заставляя работать над книгой и в те часы, когда я прерывался, чтобы поесть, и в те, когда она рассказывала мне о Боге. «Пиши!» — постоянно твердила она. И я каждый день садился за письменный стол и брал в руки ручку. Иногда мне делалось страшно: если и дальше так пойдет, я просто умру.

И вот она говорит, что я очистил свою душу от двадцати одного слоя пыли и готов начать новую жизнь… Не значит ли это, что, согласно замыслу Бога, тот срок духовного совершенствования, который для Мики Накаяма был равен тридцати шести годам, для меня обернулся девятью месяцами? Пожалуй, это так, и тому есть доказательство: Бог-Родитель делал все, чтобы вдохнуть в меня силы, время от времени он сам являлся мне и говорил со мной, более того, он призвал ко мне Иисуса, которому я поклонялся в юности, и Будду. Это великая милость с его стороны, а я ничего не понял. Каким же я был дураком! А к тому моменту, когда я дописал свою книгу, я не мог разогнуть спину, еле волочил ноги, без палки был не в состоянии выйти даже в сад, и что же? Теперь у меня отменный аппетит, я прекрасно сплю и чувствую себя совершенно здоровым. Не потому ли, что Бог посчитал удовлетворительным состояние моей души, очистившейся от двадцати одного слоя пыли?..

Осознав это, я устыдился и возблагодарил Родительницу, ведь бранные слова, которыми она осыпала меня все это время: лентяй, забывчивый, беспамятный, гулена — были для меня все равно что легкие удары хлыста, нанесенные любящей рукой…

Когда же я вспомнил о том, как обрадовались и Бог-Родитель, и живосущая Родительница, узнав о том, что моя книга «Улыбка Бога» вышла и поступила в продажу, мне стало мучительно стыдно. Ведь я не выполнил слишком многого из того, о чем просил меня Бог-Родитель. К примеру, не написал ни слова о своей благодарности родителям, хотя Он до последнего постоянно напоминал мне об этом…

Дня два или три у меня все валилось из рук. На третий день к вечеру ко мне в кабинет внезапно заявился уже известный вам Дзиро Мори.

— Ну что, вышла наконец твоя долгожданная книга, — бесцеремонно обратился он ко мне. — Я, конечно, тут же ее прочел.

Я молча смотрел на него.

— Помнится, ты собирался начать книгу с диалога между дряхлеющей дзельквой и поэтом? Хорошо, что потом ты все переиначил. Во-первых, эта книга могла быть написана только тобой, и никем иным. Прекрасно передано, как несчастный сирота, выросший в хворого и неверующего мужчину, смог дожить до девяноста лет благодаря милосердной любви Бога-Родителя, все эти годы не выпускавшего из объятий возлюбленное чадо свое. Одновременно читателей подталкивают к мысли, что точно так же и все они могут рассчитывать на поддержку и любовь Великого Бога-Родителя… Описания всяких невероятных с точки зрения здравого смысла явлений, вроде говорящих деревьев и гласа, взывающего с небес, возможно, благодаря твоему девяностолетнему опыту и особому дару слова, не производят впечатления чего-то исключительного, они воспринимаются вполне естественно и сразу же находят отклик в сердце, ну просто прекрасно! Да, это точно книга о вере, тут не может быть никаких сомнений!

— Вот как… Боюсь, что ты просто прослушал много кассет с более поздними записями живосущей Родительницы, в результате у тебя сложилось определенное представление о вере, которое и помогло тебе ориентироваться в книге. Меня беспокоит скорее литературная сторона.

— Литературная? Ну, во-первых, меня потрясло, с какой молодой энергией все это написано. Там много фактов, о которых ты уже писал раньше, но на это просто не обращаешь внимания, я так увлекся, просто оторваться не мог… Словом, и с литературной точки зрения книга замечательная. Причем прекрасен не только стиль, но и композиция… Так что можешь не волноваться.

— Когда так говоришь ты, от кого обычно доброго слова не дождешься, я, наоборот, начинаю бояться каких-нибудь подвохов…

— Глупо об этом спрашивать, но все же спрошу… Ведь ты описываешь реальные события, не вымышленные?

— Разумеется. Это-то и лишает меня уверенности. Ведь, когда, приступая к воплощению своего замысла, ты вынужден основываться только на фактах, заранее отказываясь от всякого вымысла, невольно чувствуешь себя слишком скованным…

— Ты меня успокоил. А то, помнишь, ты там описываешь свою жизнь в отвильском санатории?.. Я был просто в восторге от этих трех глав, прочел их на одном дыхании — о том, как вы вчетвером боролись с болезнью, как, оказавшись перед лицом смерти, бросили ей вызов своей дружбой, и особенно о тех истинах, которые открыл вам гениальный Жак. Эти три главы — лучшее, что есть во всей книге, я был просто потрясен… Но знаешь, когда я дочитал всю книгу до конца и потом, немного придя в себя, стал вспоминать эти главы, то вдруг решил, что ты все это выдумал. Они, конечно, хороши, но слишком уж искусно выстроены.

— В каком смысле? Объясни, пожалуйста. Разумеется, там нет ничего выдуманного, и все же…

— В своей первой повести «Буржуа» и в нескольких других произведениях ты тоже описываешь высокогорный санаторий, но нигде нет таких ярких образов четырех друзей… И мне непонятно, почему, если это, как ты утверждаешь, не вымысел, а реальные факты, ты не использовал эти столь впечатляющие факты в более ранних своих работах?

— Свою первую повесть я написал около шестидесяти лет тому назад, другие произведения о санатории тоже были написаны еще до войны. Тогда я думал, что, если напишу о моих друзьях, читатели сочтут это просто нелепой выдумкой, плодом разыгравшегося воображения и мне не удастся найти отклик в их душах… А теперь, когда мечта Жака о космических путешествиях стала реальностью, я решился написать об этом, строго придерживаясь фактов, мне кажется, что нынешние читатели смогут принять и идею Жака о едином Боге — великой силе, приводящей в движение Вселенную. Правда, те довоенные произведения, в которых описывается жизнь в высокогорном санатории, тоже не являются голым вымыслом, они основаны на реальных событиях, на моем собственном жизненном опыте.

— Ясно. В связи с этим мне вспомнилась одна вещь. Один мой друг, молодой дипломат, горячий поклонник твоей первой повести «Буржуа», еще до войны служил в посольстве Японии 8 Берлине. Так вот, однажды летом он поехал в отпуск в Швейцарию, в Ко, то есть туда, где разворачивались события, описанные в «Буржуа». Ко действительно оказалось весьма живописным местечком. И тропа, по которой гулял герой, и отель — все было точь-в-точь как в повести, но самого главного, то есть санатория, он не нашел. Удивившись, он стал расспрашивать в гостинице, но ему ответили: «Санаторий? Откуда здесь взяться санаторию? Наш город — город для здоровых, разве вы не заметили везде табличек, предупреждающих о том, что больного туберкулезом не примут ни в одном отеле?» Мой молодой друг написал тебе в связи с этим письмо и получил от тебя ответ, который до сих пор является предметом его гордости. Оказывается, ты тоже видел в Ко соответствующие таблички и это так возмутило тебя, что когда ты писал «Буржуа», то нарочно выбрал местом действия Ко, с превеликим удовольствием превратив живописнейший чистенький городок в высокогорный курорт, разместив там санаторий и различные связанные с ним лечебные учреждения… Прочтя твой ответ, мой друг пришел в еще больший восторг. «Что может быть прекраснее писательских фантазий? — заявил он. — Я совершенно не жалею, что, прочтя этот шедевр, попался на удочку автора и специально поехал в Ко». Вот почему, когда я дочитал до конца твою книгу, у меня, при всем моем восхищении, словно осталась какая-то заноза в сердце, хотя, в сущности, мне ведь совершенно все равно — было ли то, о чем ты рассказываешь в главах, посвященных жизни в санатории и твоим друзьям, в действительности, или ты все это выдумал. Почему это меня так мучило? Там в самом конце у тебя появляется живосущая Родительница и начинает рассказывать о Боге-Родителе. И ты явно хочешь подтолкнуть читателя к мысли, что этот Бог-Родитель и тот единый Бог, о котором рассказывал Жак, то есть Сила Великой Природы, приводящая в движение Вселенную, одно и то же. Мне показалось, что ты придумал своих друзей только для того, чтобы навязать читателю соответствующий вывод, и это меня раздосадовало. Но если там нет выдумки, я должен заново все обдумать.