class="p">После выборов в рейхстаг 1930 г., на которых нацисты впервые стали одной из основных политических партий, "107 депутатов, одетых в одинаковые коричневые рубашки, вошли в зал заседаний [и] ответили громким "Здесь! Хайль Гитлер!" на перекличку депутатов". Им противостояли семьдесят семь "дисциплинированных и хорошо организованных коммунистов", которые на свои имена отвечали "Хайль Красный фронт!". Все вместе они сделали Рейхстаг "практически неуправляемым", поскольку "непрерывно поднимали вопросы о порядке, скандировали, кричали, перебивали и демонстрировали свое полное презрение к законодательному органу на каждом шагу".

 

Национал-социалистическая идеология

 

Нацистская идеология была отвергнута как "конгломерат идей и предписаний, концепций, надежд и эмоций", который не имел внутренней последовательности и присваивал идеи других мыслителей, наиболее известных среди них Фридриха Ницше. За важным исключением автобиографии Гитлера "Майн Кампф", нацистское движение не имело авторитетного текста, из которого можно было бы вывести правильные политические принципы, конкретизировать долгосрочные цели и упорядочить возможные конкурирующие ценности. Но оно в нем и не нуждалось.

 

Центральным положением нацистского движения была концепция вождя как непогрешимого "агента истории", который должен был осуществить судьбу немецкой расы, народа и нации. Взаимоотношения, лежащие в основе этой концепции, предполагали полную, абсолютную и непоколебимую самоотдачу вождя в реализации этой судьбы, в обмен на что немецкий народ оказывал ему полное, абсолютное и непоколебимое повиновение. Однако такая трактовка отношений преувеличивает различие между вождем и народом, поскольку речь идет не об общественном договоре, в котором взаимные обязательства формально обмениваются сознательными, самосознательными индивидами. Напротив, Вождь и народ были лишь различными аспектами одного и того же органического целого. В рамках этого органического целого представить себе Вождя, который может предать историческую судьбу народа, было так же невозможно, как и то, что народ может каким-то образом не признать и не выполнить указания Вождя. Иначе говоря, Вождь не командовал народом, а народ не подчинялся командам. Вождь был просто сверхчеловеком, граничащим с тем, что обычно считается божественным, который обладал чудесной и безошибочной способностью (не поддающейся рациональному объяснению или оспариванию) инстинктивно определять те меры и политику, которые позволят реализовать историческую судьбу немецкого народа. Такое сочетание прорицательского всемогущества Вождя и полного органического соответствия людей тому, что открывал Вождь, означало, что нацистская идеология могла быть и была вполне свободной: Все, чего желал Вождь, было правильным и истинным, включая то, что непосвященному могло показаться противоречием или логической невозможностью.

Из этого понятия вытекало несколько следствий, одни из которых носили скорее мех-анический характер, а другие - более теоретически абстрактный. К первым относится абсолютная власть Лидера над организацией партии. Вождь стоял в центре вдохновляющего круга, который распространялся, в первую очередь, на его самых доверенных лейтенантов, затем на более многочисленные ряды местных партийных лидеров, рядовых членов партии, тех, кто симпатизировал, поддерживал и голосовал за партию, и, наконец, на весь немецкий народ во всей его полноте (включая тех, кто проживает под иностранными правительствами). Но практическим следствием концепции Вождя, как до, так и после прихода нацистов к власти было полное подчинение партийного аппарата гитлеровскому контролю. Время от времени возникало инакомыслие, но оно всегда ставило перед потенциальным бунтарем простой выбор: либо полный отказ от ошибочных убеждений и возвращение в лоно партии, либо изгнание.

Вторым следствием стало то, что в рамках этого понимания лидер мог делегировать полномочия, не принимая на себя ответственности. Одной из наиболее ярких характеристик национал-социалистической партии было одновременное осуществление множества разнообразных и зачастую потенциально противоречивых проектов. Нацисты, например, организовывали людей по экономическому сектору, по полу, по возрасту, по классу. Они проводили собрания и распространяли пропаганду, адресованную всем слоям немецкого общества, и следили за реакцией на нее. Такая очевидная децентрализация в рамках очень авторитарной партийной организации позволяла экспериментировать с темами и идеями, не ставя под сомнение непогрешимость вождя. Те темы и идеи, которые не приносили результата, были просто ошибками благонамеренных подчиненных, которые, получив дальнейшие указания от вождя, исправляли свои убеждения.

Во многом это была идеальная конструкция для авторитарной партии, настроенной на революцию, которая, тем не менее, была вынуждена участвовать в демократических выборах. С одной стороны, партийная организация представляла собой гибкую, оппортунистическую избирательную машину, основной задачей которой было получение голосов избирателей. В этом отношении партия подстраивалась под формы и интересы немецкого общества, как оно существовало на тот момент. С другой стороны, партийная организация была не более чем средством, с помощью которого вождь воплощал в жизнь народную волю и историческую судьбу немецкого народа. В своем обращении к Дюссельдорфскому промышленному клубу почти ровно за год до вступления в должность канцлера Гитлер нарисовал картину веймарской демократии, которая в какой-то мере относилась и к его собственной партии: "Либо нам удастся вырезать твердую как железо нацию из этой мешанины партий, федераций, ассоциаций, мировоззрений, кастовых чувств и классового безумия, либо отсутствие этого внутреннего единства в конце концов погубит Германию". Сначала партия, потом нация.

Третьим следствием стал относительно эгалитарный дух нацистской партии - по крайней мере, по сравнению с другими правыми партиями. Концепция немецкой расы, народа и нации не допускала дискриминации по отношению к выходцам из низшего класса, малообразованным, неопытным в молодости или менее интеллектуальным. Единственными необходимыми качествами для успешной партийной карьеры были "беззаветная преданность партии и беспрекословная верность вождю". Индивидуальная идентичность, сопровождавшая абсолютное подчинение Вождю, лишала членов партии тех социальных характеристик, таких как элитный статус или интеллектуальные достижения, которые в противном случае могли бы помешать полному погружению в коллективный немецкий народ. В данном случае концепция вождя как облегчала деятельность партии (обеспечивая внутрипартийное единство и дисциплину), так и заметно укрепляла доктринальную теорию (превращая партийную организацию в микрокосм той Германии, которой предстояло стать в будущем).

Понятие "вождь", разумеется, было тесно связано с идеей немецкого народа или Volk. Сформулированная в выражении "кровь и земля", фолькистская мысль издавна утверждала органическое единство, возникающее на основе окультуривания традиционных земель немецкого народа, общего языка и культуры, созданных и сохраненных коллективно, а также этнического прошлого, характеризующегося правомерным самоутверждением, доблестью и честью. В борьбе за господство между народами все это свидетельствовало не только о том, что немецкий народ одержит верх в этой борьбе, но и о том, что он должен одержать верх по праву судьбы.

Призывая к объединению всех немецкоязычных народов Европы в единую нацию, пангерманское движение как разрабатывало идеологическое обоснование этого проекта, так и формулировало политические меры, необходимые для достижения этой цели. Одним из них была агрессивная внешняя политика, направленная на возвращение "потерянных" немецких территорий и дальнейшее расширение границ немецкой нации, чтобы она охватывала весь