на избирательной арене с набирающей силу Нацистской партией. Однако, даже смещаясь вправо, ДНВП по-прежнему рассматривала нацистов как молодого и энергичного новичка, который, конечно, еще не готов управлять страной, но, тем не менее, является мобилизующей силой в немецкой политике, способной охватить избирателей, невосприимчивых к довольно спокойным призывам отстраненной националистической элиты. При всей схожести риторики своих кампаний националисты проводили различие между тем, что должно быть сказано в политической борьбе, и тем, что должно быть сделано в рамках государственной политики. И они полагали, что Гитлер и нацистская партия руководствуются тем же принципом. Они и не подозревали, что нацисты тщательно сдерживали именно свою риторику, поскольку их намерения в отношении государственной политики были слишком экстремальными для публичного обсуждения. Поэтому предвыборные позиции националистов были, вероятно, более экстремальными, чем то, что они сделали бы, если бы управляли государством, а риторика нацистов была более умеренной, чем их реальные намерения. В результате с точки зрения индивидуального избирателя они оказались примерно в одном и том же месте. Эта кажущаяся схожесть сильно подкреплялась склонностью ДНВП предлагать авторитарные альтернативы парламентской демократии.

В электоральной истории Веймарской республики доминировали две взаимосвязанные тенденции. С одной стороны, это удивительный рост нацистской партии, которая практически буквально взорвалась после начала Великой депрессии. С другой стороны, наблюдался одновременный упадок правых и центристских буржуазных партий (ДНВП, ДВП, ДДП и большинства отколовшихся от них групп). Хотя внимательный анализ результатов выборов показывает, что нацисты привлекали голоса всех классовых фракций немецкого общества, основным фактором, способствовавшим расширению партии, была консолидация элиты и буржуазии.

 

В результате национал-социалистическая экспансия не затронула и левые партии рабочего класса, хотя в них социал-демократы постепенно уступали позиции непримиримо радикальной Коммунистической партии. Zentrum с его аналогичным построением политики как общинного выражения католической веры остался относительно незатронутым. Левые партии рабочего класса тоже не пострадали, хотя социал-демократы постепенно уступали позиции непримиримо радикальной Коммунистической партии. В результате растущей поляризации между буржуазным средним классом и радикально настроенными рабочими нацистская и коммунистическая партии набрали более половины всех голосов на выборах в рейхстаг в июле 1932 г. и вместе получили большинство мест. Поскольку обе партии были решительно настроены на уничтожение Веймарской республики (и, соответственно, друг друга), собрать парламентское большинство, которое могло бы соответствовать демократическим нормам, не представлялось возможным. К этому моменту надежды на возрождение стабильной основы веймарской демократии практически не было, даже если бы президент Гинденбург и его советники захотели реализовать этот проект.

 

Избирательная конкуренция в Веймарской республике основывалась прежде всего на оккупации и связанных с ней экономических интересах. Хотя существовали и другие узкоспециальные апелляции к религиозной принадлежности, женщинам и молодежи, сила партии обычно основывалась на материальных проблемах, связанных с оккупационными и классовыми характеристиками ее членов. В рамках этой сильно раздробленной партийной системы, однако, существовали широкие классовые категории, которые в значительной степени определяли восприятие как партий, так и избирателей. Так, большинство немцев относилось к так называемому "низшему классу", состоящему из рабочих, крестьян и других людей с небольшим достатком и доходами. Кроме 55% населения, относящегося к этому классу, еще 43% составляли представители различных слоев "среднего класса": белые воротнички, мелкие собственники, землевладельцы и те, кто жил скромно за счет своих инвестиций или собственности. Оставшаяся небольшая часть составляла элиту страны: титулованное дворянство, владельцы и директора крупных корпораций, профессорско-преподавательский состав крупнейших университетов, а также высшие слои общества.

 

Наименьшие результаты национал-социалистическая партия показала среди промышленных рабочих в крупнейших городах Германии. Однако вероятность того, что квалифицированные рабочие проголосуют за национал-социалистов и станут активными членами партии, была значительно выше, чем у неквалифицированных рабочих.

Среди обширного и разнообразного немецкого среднего класса нацистов особенно сильно поддерживали владельцы мелких предприятий, мелкие фермеры, лавочники, которым было трудно конкурировать с крупными универмагами, ремесленники, низшие слои белых воротничков, пенсионеры и люди со скромным достатком, которые жили в основном на доходы от своих финансовых активов и недвижимости. Как отмечал Карл Бракер, ориентация на средний класс отразилась и на составе 107 нацистов, избранных в рейхстаг в 1930 г.: "шестнадцать из них имели торговое, ремесленное или промышленное образование; двадцать пять были служащими; тринадцать - учителями; двенадцать - государственными служащими; пятнадцать - партийными функционерами; восемь - бывшими офицерами; двенадцать - фермерами; один - священнослужителем и один - фармацевтом". К 1932 г. в число 230 делегатов от национал-социалистов входили "fifty-five служащих или рабочих, fifty фермеров, сорок три представителя бизнеса, ремесла и промышленности, двадцать девять партийных функционеров, двадцать государственных служащих, двенадцать учителей и девять бывших офицеров".

Однако сила нацистов в среде среднего класса Германии варьировалась по двум косвенным признакам: В сельских районах партия была гораздо сильнее, чем в крупных городах, а среди протестантов нацисты имели гораздо лучшие показатели, чем среди католиков. Более того, в крупнейших городах Германии голоса нацистов существенно коррелировали с классовой принадлежностью: элитные районы давали партии наилучшие результаты, за ними следовали районы среднего класса, а рабочие кварталы оставались позади. Хотя многие представители высшего класса и элиты поддерживали нацистов, формально не вступая в партию, открытая аффилиация значительно возросла в период, непосредственно предшествовавший приходу нацистов к власти.

 

Среди немецкой элиты к нацистской партии особенно тяготели преподаватели университетов и студенты высших учебных заведений. В действительности, в ряды национал-социалистов вступило так много студентов, что немецкие университеты стали одним из главных оплотов силы и влияния нацистов. Хотя одним из привлекательных моментов для студентов было спонсирование спортивных и боевых организаций, нацистский антисемитизм также "органично сочетался с традицией травли евреев" на "университетских семинарах и в студенческих братствах". Несмотря на зачастую яростный антисемитизм, государственные служащие, занимавшие высшие ступени государственной бюрократии, не были особенно заинтересованы в нацистской партии. Их гораздо больше устраивала более традиционная и аристократическая ДНВП, и они перешли к нацистам лишь на позднем этапе существования Веймарской республики. Фактически перед приходом к власти нацистов в партию вступил лишь каждый десятый из "всех немецких государственных служащих". Нацистская партия пришла к власти благодаря сочетанию оппортунистической избирательной тактики, стратегических комбинаций с устоявшимися традиционными элитами и созданию всеобъемлющей идеологии, которая связывала все большее число немцев с харизматическим лидером Адольфом Гитлером. Как избирательная организация Национал-социалистическая партия была очень децентрализована, и большинство агитационных материалов отражало местный контекст политической конкуренции и различия в позициях электората. В ходе выборов 1924 г., например, национал-социалистическая партия предлагала рабочим "удивительно конкретные ... социально-экономические" реформы, такие как "восстановление восьмичасового дня ... предоставление рабочим права голоса в формулировании и проведении политики компании, а также схема разделения труда, имеющая силу закона". Партия