него — к Эдуарду III. Герцог был болтливым и невыносимо высокомерным гордецом: весь в отца, безрассудного «делателя королей», который восстал против Ричарда III. Его вина по большей части сводилась к тому, что он брюзжал по поводу королевской политики, прислушивался к пророчествам о том, сколько проживет король, и ворчал, что, возможно, однажды он сам станет монархом и будет править гораздо лучше. Но этого было достаточно, чтобы избавиться от самого могущественного аристократа Англии. Бекингем предстал перед показательным судом в Вестминстерском аббатстве, герцог Норфолк в слезах сообщил ему об обвинительном приговоре, и 17 мая 1521 года в Тауэре герцогу отрубили голову. Большинство обвинений против него были сфабрикованы, а сам процесс инсценирован так, что другого решения суд вынести просто не мог. Сложно представить, что король обошелся бы с Бекингемом так же, не теки в его жилах кровь Плантагенетов, которой герцог так гордился.

Возможно, если бы Генрих твердо решил этим заняться, то другие знатные семьи также вызвали бы у него опасения, но к концу 1520-х годов разум короля занимали династические вопросы совершенно другого рода. У Генриха с женой, вдовой его брата, Екатериной Арагонской, родились несколько детей, но в живых осталась только принцесса Мария. И тут голову королю вскружила Анна Болейн, которая позже стала его второй женой. Проблемы, связанные с религиозной реформой, возникшие потому, что в начале 1530-х годов Генрих искал возможности для развода, привели к новому политическому расколу, не менее катастрофическому, чем тот, что существовал между группировками Ланкастеров, Йорков, Невиллов, Тюдоров и других семей на протяжении XV века. Безусловно, династические трудности никуда не исчезли, но теперь они переплелись с религиозной политикой, которая была продиктована заботами короля о проблемах внутри страны, его все более выходящей из-под контроля сексуальностью, жаждой власти и величия.

Именно в этих обстоятельствах он начал преследовать семью Поул, приговорив Маргарет Поул к казни, которая вылилась в ужасающе кровавое зрелище в Тауэре в 1541 году. Он проклинал имя кардинала Реджинальда Поула по всей Европе и 9 января 1539 года казнил Генри Поула, барона Монтегю, второго сына Маргарет Поул, а также Генри Куртене, маркиза Эксетера, по обвинению в государственной измене. Главная их вина состояла в том, что оба они были не согласны с королем в религиозных вопросах и восстали (или лишь навлекли на себя подозрения в этом) против абсолютной власти короля. Конечно же, тот факт, что Маргарет Поул была дочерью Джорджа, герцога Кларенса, и одной из немногих, кто был напрямую связан с войнами XV века, не мог послужить достаточным основанием для ее казни в 1541 году. Но точно стал отягчающим обстоятельством.

Тем не менее смерть Маргарет Поул до сих пор является водоразделом: она была последней из представителей аристократии, кто со всей серьезностью мог утверждать, что в них течет кровь Плантагенетов. Псевдокоролевские династии Йорков, Бофортов, Холландов, де ла Полей и Поулов фактически исчезли. Невиллов и Стаффордов силой заставили подчиниться. Старая знать как прослойка общества, конечно же, продолжала существовать, но многие великие древние семьи были уничтожены. «Сколько человек, во имя Бога вечного, ты убил?» — писал разъяренный убийством матери Реджинальд Поул. Ответ был прост: порядочно. В фокусе политики, которая волновала сердца людей и заставляла их в гневе браться за меч, теперь были вопросы не династии, а веры. После смерти короля в 1547 году во время правления его детей ожесточенные споры шли не между Ланкастерами и Йорками, а между евангелистами и папистами, реформаторами и консерваторами и, в конечном счете, между протестантами и католиками. Война Алой и Белой розы окончательно и бесповоротно ушла в прошлое.

И тем не менее… В субботу 14 января 1559 года около двух часов дня накануне своей коронации младшая дочь Генриха VIII, Елизавета, ехала из Тауэра в Вестминстер через Лондон. Как обычно, было организовано множество уличных представлений, которые должны были показать, что новая королева обладала правом занять престол и была достойна его.

На пересечении Фенчерч и Грейсчерч-стрит поперек улицы установили большую трехуровневую сцену «со сводом и стенами». Вот как она описана в официальном отчете о праздничном шествии:

«На самой нижней сцене устроили королевскую ложу, куда поместили двух персонажей, представлявших короля Генриха Седьмого и его жену Елизавету, дочь короля Эдуарда Четвертого… Они не были разделены, но один из них, король Генрих, выходил из дома Ланкастеров и был заключен в красную розу, а вторая фигура, королева Елизавета, наследовала дому Йорков и была заключена в белую розу… От этих двух роз произрастали две ветви, переплетенные вместе, которые тянулись ко второй сцене… где помещался тот, кто изображал доблестного и благородного государя и короля Генриха VIII».

Подле Генриха восседала его вторая жена, Анна Болейн, а на сцене над ними — еще одна фигура, изображавшая саму Елизавету I «в короне и одетую так же, как другие правители». Вся сцена была «украшена красными и белыми розами, а спереди на той же сцене висел прекрасный венок с надписью… "Единство двух домов Ланкастеров и Йорков"». Имя Елизаветы прекрасно обыграли: как и Елизавета Йоркская, которая посредством брака вернула королевству единство, новая Елизавета теперь должна была «поддерживать его среди своих подданных». В официальном отчете говорилось, что «вся эта конструкция демонстрировала» единство[526].

Мужчины и женщины, собравшиеся поглазеть на то, как процессия королевы движется по улицам Лондона, глядя на эту сцену с розами, сразу же понимали, какой именно взгляд на английскую историю она воплощала. В конце концов, этот сюжет существовал уже более семидесяти лет. Здания были украшены розами Тюдоров и другими символами династии. Огромные витражные окна, появившиеся в церквях в XVI веке, полыхали красными и белыми лепестками[527]. Тот, кому посчастливилось бы полистать книги из королевской библиотеки, наткнулся бы на изящные иллюстрации, обрамленные красными, белыми и тюдоровскими розами. Во многих случаях их дорисовывали в томах, доставшихся от предыдущих монархов, в частности от Эдуарда IV. Схематичная история войны Алой и Белой розы в виде рисунков появлялась и в других книгах. Пожалуй, наиболее яркое воплощение идеология Тюдоров получила в полном названии хроники Эдварда Холла «Союз двух знатных и прославленных родов Ланкастеров и Йорков, которых долго разделял непрерывный спор за корону этого славного королевства, со всеми событиями времени государей, происходивших из одного рода и из другого, начиная со времен короля Генриха Четвертого, первого из участников этой распри, далее переходя к правлению великого и благоразумного Генриха Восьмого, непоколебимого цветка и наследника обоих означенных родов»[528]. Заголовок, казалось, не оставлял никаких сомнений, но в хронике Холла, изданной Ричардом Графтоном в 1550 году, изображение на фронтисписе иллюстрировало эту идею максимально наглядно. Ветви розового куста поднимались вверх по странице, извиваясь вокруг названия, по обе стороны находились соперничавшие