— Он прав, малыш, — поддержал Роланда Эдди. — Эти клоунывнизу могут узнать, что мы стреляем из этих штуковин, даже если ничего неувидят и не услышат. Мы не понятия не имеем, что именно может фиксировать ихтелеметрия.

Под прикрытием темноты Сюзанна установила все три «лазера».И в должный час собиралась повернуть интервальные переключатели. Винтовки моглисработать, усилив панику защитников поселения; могли и не сработать. Но онанамеревалась пустить их в дело. Других вариантов просто не было.

С гулко бьющимся сердцем Сюзанна ждала музыки. Горна. И,если снитчи, заложенные Родом, взорвутся, как и рассчитывал Роланд, пожаров.

— В идеале хотелось бы, чтобы они взорвались черезпять-десять минут после начала смены караула, — говорил Роланд. — В это времявсе бегают туда-сюда, машут руками знакомым, обмениваются последними сплетнями.Мы не можем ожидать, что так и будет, но имеем право надеяться.

Да, надеяться они могли, мечтать не вредно, на одной чашкевесов надежды, на другой — говно, и жди, какая наполнится быстрее. В любомслучае, ей предстояло решать, когда прозвучит первый выстрел. А дальнейшее онидетально обговорили.

«Пожалуйста, Боже, помоги мне правильно выбрать время».

Она ждала, с пистолетом-пулеметом «Койот» в руке, срезствола упирался в ямку под левой ключицей. Когда зазвучала музыка, Сюзаннарешила, что это записанная на магнитофон мелодия песни «Это любовь». Сидя ПТС[70] , непроизвольно нажала на спусковой крючок. Не поставь онапистолет-пулемет на предохранитель, пули изрешетили бы крышу и всполошилиохрану. Но Роланд учил ее хорошо, поэтому спусковой крючок под пальцем недвинулся. Однако, частота сердцебиение удвоилась, возможно, утроилась, иСюзанна чувствовала, как пот течет по бокам, хотя день выдался холодным.

Музыка зазвучала, следовательно, день в Алгул Сьентоначался, как обычно. Но одной лишь музыки не хватало. По-прежнему сидя на ПТС,Сюзанна ждала горна.

3

— Дино Мартино, — едва слышно прошептал Эдди.

— Кто? — спросил Джейк.

Все трое сидели за грузовым вагоном с надписью «СОО лайн» наборту, куда пробрались через кладбище сломанных локомотивов и вагонов.Погрузочные двери в обеих бортах были раздвинуты, и через них каждый из них могпосмотреть на южные сторожевые башни и городок Плизантвиль, состоящий из однойГлавной улицы. Шестирукий робот, который раньше болтался на Молле, перебралсятуда и прокатывался взад-вперед мимо закрытых магазинчиков с затейливымифасадами, выкрикивая вроде бы математические уравнения во всю мощь своих…легких?

— Дино Мартино, — повторил Эдди. Ыш сидел у ног Джейка,глядя на него блестящими золотисто-черными глазами. Эдди наклонился и потрепалзверька по голове. — Дин Мартин [71] первым исполнил эту песню.

— Да? — в голосе Джейка слышалось сомнение.

— Конечно. Только мы пели ее по-другому: «Когда луна бьеттебя, как кусок говна, это любовь…»

— Тише, пожалуйста, — осадил его Роланд.

— Вам не кажется, что запахло дымом? — спросил Эдди.

Джейк и Роланд покачали головами. Роланд вооружился своимиспытанным револьвером с рукояткой, отделанной сандаловым деревом. Джейк взялсебе «АР-15», но на плече висела и сумка с оставшимися орисами, и не потому,что они приносили удачу. При условии, что все пойдет по плану, он и Роланднамеревались использовать их в самом скором времени.

4

Как и большинство тех, у кого в доме жила прислуга, ПимлиПрентисс далеко не в полной мере осознавал, что его наемные работники — живыесущества со своими целями, честолюбием, чувствами, другими словами, челы. Покакто-то приносил ему стакан виски, ставил перед ним поджаренное мясо (с кровью),он их практически не замечал. И, несомненно, удивился бы, если б ему сказали,что Тамми (домоправительница) и Тасса (слуга) ненавидят друг друга. Ведь в егоприсутствии они выказывали взаимное уважение, пусть от него и веяло холодком.

Да только Пимли не было в доме в то утро, когда из динамиковАлгул Сьенто полилась мелодия песни «Это любовь» (в исполнении оркестра«Миллиард ласковых струн»). Ректор в это время шагал по Моллу в сопровожденииДжекли, тахина-техника с головой ворона, и начальника службы безопасности. Ониобсуждали Глубокую телеметрию, и Пимли думать не думал о доме, из котороговышел в последний раз. И уж конечно, ему в голову не приходила мысль о том, чтоТимми Келли (все еще в ночной рубашке) и Тасса из Сонета (все еще в шелковыхшорках, заменявших ему пижаму) вот-вот сойдутся в рукопашной из-за продуктовыхзапасов.

— Посмотри на это! — кричала она. Они стояли в кухне,погруженной в густой сумрак. Просторное помещение когда-то освещалось тремялампами, но они перегорели. А немногие, оставшиеся на складе предназначалисьдля Читальни.

— Посмотреть куда? — недовольно, капризно переспросил Тасса.И вроде бы она заметила на его губах остатки помады.

— Разве ты не видишь пустот на полках? — негодующевоскликнула она. — Посмотри. Ни одной банки тушеной фасоли…

— Он не любит фасоль, и ты это знаешь.

— Нет и консервированного тунца. Надеюсь, ты не скажешь мне,что тунца он тоже не ест? Он будет есть тунца, пока тот не полезет у него изушей, и ты это знаешь!

— Разве тебе не…

— Нет томатного супа…

— Черта с два! — выкрикнул он. — Посмотри сюда, и сюда, и…

— Нет «Кембеллс таматер», — перебила она Тассу и надвинуласьна него. Их словесные перепалки никогда раньше не переходили в кулачный бой, ноТасса подозревал, что сегодня это могло произойти. Он, впрочем, не возражал.Давно ему хотелось врезать этой старой толстой болтливой суке промеж глаз. — Тывидишь где-нибудь «Кембеллс Таматер», Тасса из уж не знаю, где ты там вырос?

— А ты что, не могла принести ящик с банками томатного супа?— спросил он, шагнув к домоправительнице. Теперь они стояли буквально нос кносу, и хотя женщина была крупной, а мужчина — тощим, слуга ректора невыказывал страха. Тамми моргнула, и впервые с того момента, как Тасса вошел накухню, только для того, чтобы выпить чашечку кофе, на ее лице отразилосьчто-то, отличное от раздражения. Нервозность? Может, даже страх. — Или у тебятак ослабели руки, Тамми из уж не знаю, где ты выросла, что ты не можешьпринести со Склада ящик с банками томатного супа?

Она выпрямилась в полный рост. Щеки, жирные от какого-тоночного крема, негодующе затряслись.