– Садись, Володя, – радушным тоном предложил Ноговицын. – Что стоишь как неродной?

– Да?.. – поддержал Клесмет.

Бурлак сел в кресло. Клесмет рядом с ним – на табуретку.

Ноговицын отвинтил пробку и наполнил стаканы до краев.

– Ну, давайте, военные, – сказал он и поднял стакан. – Чтобы не последняя.

Бурлак всё-таки задержался на секунду: убедился, что полковники льют в себя благородного цвета пойло без всякого обману, и только тогда проглотил своё. Огненная вода упала в пищевод, но приятного взрыва внутренностей Бурлак не ощутил. Слишком близко сидел Игорь Клесмет, сто тридцать пять килограммов живого веса, слишком близко.

Значит, афедрон-таки чувствует беду, подумал Бурлак. И уговаривать его, афедрон, можно сколько угодно. Он всё равно будет пипикать как спутник на орбите: пи-пи, чувствую беду, чувствую беду. Не только для того, чтобы виски выпить, привезли его сюда два полковника. Будет разговор. И… кто знает, что там за этим разговором последует?..

А Ноговицын тем временем наливал по второй, да не до краёв уже, а по половинке, по-божески, не забывая, что люди они все немолодые. Нет, по части выпивки они вполне могли дать иному молодому сто очков вперед, да потом ещё отволочь его, молодого, в койку и накрыть одеялом. Но – несолидно в почтенном возрасте военному человеку гнать стакан за стаканом, будто через три минуты – ядерный удар, и всё живое сгорит, а всё недопитое испарится.

– Ну, за окончание твоей дипломатической карьеры, Володя, – сказал полковник Ноговицын и поднял свой стакан. – Так сказать, мэрри дембель.

Бурлак усмехнулся и поднял свой навстречу.

– Всё, значит? – проговорил он, чокнувшись, и внимательно посмотрел на Ноговицына. – Приговорили меня?..

– Выпьем, – сказал Ноговицын, и они выпили.

– Что значит приговорили? – трезво сказал Клесмет.

– Да, – поддержал его Ноговицын. – Ты скажешь тоже, Володь. Мы что – палачи какие? Судьи с прокурорами? Мы, можно сказать, как старые друзья – приехали тебя в трудную минуту поддержать… А ты… Право, обидно.

– Да нет, я ничего, – сказал Бурлак. – Перенервничал. Вот и вырвалось. А впрочем – положа руку на сердце – ведь не всё ладно со мной?.. А?..

Клесмет и Ноговицын переглянулись между собой. Ноговицын пожал плечами и сказал:

– Не всё ладно, Володя. Ты закусывай, а то опьянеешь. Извини, сала эта старая п… не догадалась для тебя заготовить. Но ешь что есть.

– Да я ем, – сказал Бурлак и в доказательство свернул в трубочку лист салата, обмакнул его в чили и захрустел.

– Во желудок у человека! – восхищенно воскликнул Клесмет. – Я этой штуки съел в прошлый раз на кончике ножа – потом неделю не мог жажду утолить…

– Привычка, – скромно сказал Бурлак. – Здесь иначе нельзя. Сразу какая-нибудь тропическая зараза пристанет. Здесь все так жрут. Даже шутка такая ходит: когда маньянец узнаёт, что пора покушать? когда у него из задницы полыхать перестает…

– Да… – сказал Ноговицын как-то грустно.

– Так что неладно-то? – не успокаивался Бурлак. – Давайте уж начистоту.

– Что ж, начистоту, так начистоту, – сказал Ноговицын. – Сильно ты, Володя, попал в непонятное с этим долбаным Орезой. Игорь, налей-ка ещё по-маленькой.

– Непонятное кому? – поинтересовался Бурлак.

– Начальству своему! Зря ты послал своего зама разузнавать про эти два трупа в машине. Это создало вокруг тебя совершенно херовую ситуацию.

– Но почему?.. Почему? И при чём здесь сучонок?.. При чём здесь сучонок, если ты мне его донос подарил в знак доброй воли и сказал, что он в единственном экземпляре?..

– Сучонок здесь не при чём. Ореза при чем.

– А Ореза при чём?

– Ореза уже двенадцать лет работает на ГРУ.

У Бурлака отпала челюсть.

– Ты не ослышался, – продолжал добивать его Ноговицын. – Я сам его и завербовал, когда сидел резидентом в Венесуэле.

– Ты?..

– Я.

– Советника президента Маньяны по национальной безопасности?..

– Ну, он тогда ещё не был советником президента Маньяны по национальной безопасности. Но надежды подавал.

– И на чём ты его?.. Если не секрет.

– Какие уж тут секреты, Володя. Он ведь на игле сидел после того, как жену схоронил. Подсунул я ему специалиста, который его с иглы снял, пере, так сказать, его переориентировал на русское народное снадобье…

– Я верю, верю, – сказал Бурлак, который от всего услышанного отчаянно протрезвел.

– У нас налито? – поинтересовался Ноговицын.

– Налито! – доложил Клесмет.

Они опрокинули в себя ещё по полстаканчика, и Ноговицын сказал:

– У тебя, Володя, такой вид, будто ты удивился.

– Я не удивился, – сказал Бурлак. – Я охренел. Советник президента по национальной безопасности – наш агент, и я, резидент ГРУ в Маньяне, ни хера об этом не знаю…

– Тебе и не полагалось об этом знать. С ним каракасская резидентура работала. При чём тут ты?

– А теперь, стало быть, полагается знать?..

– Теперь ты, Володя, извини за резкое слово, гражданское лицо. Давай смотреть правде в глаза. Ты настолько в непонятное попал, что тебя даже в Академию не возьмут лекции молодым мудакам читать про то как отрываться от хвоста, который к тебе прилепила контрразведка братского государства…

Бурлак усмехнулся.

– Почему же, если я в настолько непонятное попал, мы здесь с вами водяру трескаем вместо того, чтобы вам меня в наручниках доставлять на родину с блаженной улыбкой на бессмысленной харе?.. Да вы меня даже не обыскали!..

Некоторое время все трое хранили молчание. Бурлак, надо сказать, чувствовал себя полным идиотом. Ему совершенно было непонятно, что здесь происходит на самом деле, зачем они среди ночи пьют водку в неизвестно чьём доме на окраине Маньяна-сити и зачем ему рассказывают про Орезу. Что за игру ведут с ним его собеседники, и какую линию поведения выстроить, чтобы не залезть в полное говно. А он так не привык. Зато прояснилась история с Иваном. Значит, пока одна мудрая говорящая голова в лампасах работала – через каракасскую резидентуру – с советником президента по нацбезопасности, другая мудрая говорящая голова придумала отколоть такой хитрый номер: подослать к дочке этого же самого советника нашего женишка, чтобы завербовать её папашу. Пожалуй, такое только у нас возможно, в стране, где вредительская приставка “персональный” задержала развитие компьютеризации лет на двадцать… И, пожалуй, только в армии. Хорошо, что хоть вовремя спохватились и законсервировали парня. А то бы завербовали эту Орезу два раза… Был бы дважды шпион Российской Федерации…

– Слушай сюда, Володя, – прервал паузу Ноговицын. – Ну, обыскали бы мы тебя. Ну, нашли бы в трусах две тыщи баксов, накопленных на старость, плюс три тыщи моих. Ну, надели бы мы на тебя наручники. Ну, привезли бы мы тебя домой. Ну, замариновали бы тебя в подвал на Хорошевке. И что с того?