Джиа даже в ладоши захлопала, не опасаясь привлечь внимание. Амулет, привезенный Нэем с Архипелага Несуществующих, надежно хранил ее от посторонних глаз, маскировал огненно-рыжие волосы и холеную кожу. Ни рыбак, ни патрульный не уделят и капли внимания этой серой мышке, семенящей среди мусорных куч.

Рыбный рынок смердел гнилью. Волны мерно накатывались на берег, омывали причал. В клетках кудахтали куры, словно предчувствовали беду. На первый взгляд все казалось обыденным, разве что люди куда-то подевались, бросили свои бочки, котомки, свой товар. К скользким доскам прилипла чешуя. Наглые чайки вынимали из миски треску.

Сложно поверить, что там, за развешанными сетями, за буйками, за гущей тумана сейчас, возможно, взрываются снаряды, речники гибнут во имя Гармонии, пламя охватывает корабли, и Нэй – настоящий Нэй – плетет нити. О, Джон Бабс опишет все так, что читатель поверит, ногти сгрызет, добираясь до эпилога.

«Наверное, – скажут знатоки, – этот Бабс тоже был на „Ковчеге“ с Нэем и капитаном Лидсом».

Над куртинами возвышалась шестигранная каланча Северной башни. Именно там весной Джиа встретила Литу, угостила ее грибным супом и своими искусными поцелуями. Там они говорили с мертвыми-ползущими-как-черви, и мертвые не обидели их, нарушив планы Веноны Банти. Сегодня угрозу источали не только подвалы башни – каждый камешек внутри и снаружи крепостных стен. Пока жив Руа, в Полисе нет безопасного уголка.

Казалось, отлив унес в пучину обитателей хибар. Узкие улочки опустели. Лишь бездомные псы бродили по мосткам, переброшенным над оврагами. Зловонная муть бурлила в канавах, жужжали мухи. Молодых и зрелых рыбаков согнали на корабли, их дети, родители, сестры заперлись в ненадежных домах, заколотили досками окна. Джиа видела семьи, прятавшиеся в колодцах и за сваями судоремонтной мастерской. Предоставленные сами себе, ничем и никем не защищенные – их первых сметут, если эскадра адмирала Крэдока проиграет сражение. Их размажут по могучим стенам, по захлопнувшимся воротам.

Может быть, таким образом милорд собирался выторговать для Оазиса лишний часок? Предложить пиратам развлечься хорошей резней?

Джиа чувствовала не страх, но азарт. Она обогнула выгребную яму, в которой дрались коты, и пошла на шум голосов. Целый хор, возмущенный и взбудораженный, доносился из-за домов. Вот куда подевались жители лачуг! Утрамбованная тропа взбиралась по насыпи к парадным воротам, нынче запертым на все замки. Туда ежедневно поднимались телеги с речными дарами, оттуда в деревни шастали глашатаи и полицейские. На открытой местности между наружным укреплением и стеной, ограждающей порт, собралось несколько сотен человек, в основном женщины, дети и старики. Просоленные и обветренные лица были выбелены страхом. Малыши плакали в корзинах, в грязных пеленках; дети постарше жались к матерям. Рыбаки собрали нехитрые пожитки, они сидели на залатанных мешках и котомках… Джиа осенило. Эти наивные бедолаги верили, что их пустят в Оазис, когда нападет войско Руа. Что министры смилуются и позволят хотя бы детям укрыться в крепости.

В горле Джиа запершило при мысли, что и костры рыбаки жгут, чтобы привлечь к себе внимание. Вдруг гвардейцы запамятовали, просто забыли об этой прослойке граждан Полиса? А вспомнят – и отворят ворота…

Чувство гадливости захлестнуло литератора. Не по отношению к замызганным, пропахшим моллюсками рыбакам, нет. Ей стали противны напудренные вельможи Оазиса.

– Здесь нечего делать! – раздался крик. На подводу вскарабкался жилистый парень – правая рука заканчивалась у локтя, из-за увечья его не взяли в матросы. – Поймите же вы, они снова нас предали!

Люди притихли, лишь младенцы подвывали в ранних сумерках.

– Герцогу плевать на рыбаков! – закричал инвалид, оглядывая соседей. – Он отдал нас врагу! Он считает, мы будем оборонять ворота – без оружия! Зубами и рыбьими костями!

Толпа ответила злым рокотом, но кто-то возразил трибуну:

– Флот не пропустит плавучий остров к Полису!

Однорукий парировал:

– А есть ли он еще, этот флот? Или они все в пузе кракена?

– Творец с тобой, Джаред!

– Что несешь? С рукой мозги повредились?

– Да верно он говорит, верно!

Джиа присоединилась к группе женщин – они не удостоили ее и взглядом. Женщины шушукались:

– Джаред самый умный из Совета Кольца, он давно предупреждал нас о герцогской милости! Скорее Речной Черт нас приютит, чем министры!

Однорукий воодушевился.

– Мы нужны им как рабы! Как зомби! С чего мы взяли, что Балтазар Руа будет хуже Маринка? Мы уже жили при его брате – жили, и ничего! – Фигуры в свете костров одобрительно заворчали. Не все, но многие. Кто-то, впрочем, швырнул в трибуна рыбью голову – Джаред уклонился и как ни в чем не бывало продолжил речь:

– Я слышал, Руа питается в трактире со своими солдатами! Ест из оловянной миски, не из фарфора! Одевается как мы! Кто рекрутировал нас биться с ним? Что хорошего дал нам Оазис? Почему Руа должен нас убивать?

В толпе загудели. Часть людей, впрочем, молчала испуганно, смущенная крамолой. Джиа задумалась: если рыбаки примут сторону врага, будет ли Лита сражаться с собственными соседями? Какой сюжет бы вышел из этой головоломки!

– Вспомните Левиафанову ночь! – распалялся Джаред.

– Будто мы забывали, – сказала женщина рядом с Джиа.

– Мистер Сойер! – Джаред ткнул культей в пожилого рыбака. – Ваша сестра погибла у запертых ворот, не так ли?

Рыбак закряхтел:

– Тереза, помяни ее Творец. Ей было двенадцать.

– Моя мама утонула в доках!

– И мой Фрэнк!

– А сколько было жертв за стеной? – Джаред обвел рыбаков ликующим взором. – Ни одного! – Он сомкнул пальцы левой руки в кулак. – Ни единого!

Он ошибался или нарочно утаивал факты. Джиа знала от родителей и бабушки, что во время того жуткого шторма люди гибли и в Оазисе, но она промолчала, конечно. К трибуну, протискиваясь сквозь сутолоку, направился крепкий еще старик. Он требовательно и нетерпеливо жестикулировал.

– Подай мне руку, Джаред!

Инвалид помог старику взобраться на подводу. Тая раздражение, буркнул:

– Куда вам с вашей спиной, дядя Альпин.

– О моей спине не волнуйся. А сам слезай. – Старик пихнул Джареда, и тот приземлился в траву. – Хватит лясы точить!

Неужели папа Литы? Джиа вытянула шею, ища в загорелом лице Альпина знакомые черты, не находя их. Видимо, Лита удалась в маму-вагландку. Чертовски ей повезло.

Альпин смотрел на соседей хмуро. Выждал паузу и произнес в наступившей тишине:

– Ты славный малый, Джаред Кой. Ты хороший рыбак, и потому я молчал, когда ты привез из Оазиса листовки, отпечатанные «Черным кабинетом».

Толпа зароптала. Однорукий начал оправдываться. Альпин топнул ногой, и толпа вновь затихла, даже голодные малыши успокоились.