И выслушал Чингисхан нукеров своих, и, уняв гнев, соизволил призвать к себе сыновей»[1155].

Анализируя свидетельство автора «Сокровенного сказания монголов», монгольский исследователь, автор биографии Зучи С. Товуудорж писал: «По моему мнению, в изложенном выше эпизоде из «Сокровенного сказания монголов» его автор в иносказательной форме выразил реакцию Чингисхана на вспыхнувший при осаде Ургенча конфликт между Зучи и Цагадаем…

Я далек от мысли, что Чингисхан, словно ребенок, жаждавший получить подарок, прогневался на сыновей из-за того, что те «поделили меж собой граждан сартаульских, но не уделили долю хану-отцу своему». Очевидно, сыновья Зучи и Цагадай навлекли на себя отцовский гнев тем, что из-за их раздоров осада Ургенча длилась слишком долгое время и безрезультатно…

Этот эпизод из «Сокровенного сказания» также свидетельствует о том, что Зучи все же прибыл к Чингисхану и встречался с ним после захвата Ургенча. Наверняка, отец и старший сын говорили о том, как управлять городским населением Хорезма, как общаться с соседними государствами, и последнему были даны конкретные указания по этим вопросам…»[1156]

«По моему мнению, — дополняя своего коллегу, писал исследователь И. Н. Ундасынов, — Чингисхан поставил перед Зучи-ханом две задачи: во-первых, подчинить кипчакские племена, обитавшие к западу от Балхаша; во-вторых, создать систему управления на территории Казахстана, уже включенного в Монгольскую империю. Именно этим он и занимался, пока Чингисхан, разгромив в ноябре 1221 года на берегах Инда войско… Джалал ад-Дина, неторопливо возвращался обратно в Монголию…»[1157]

В чреде событий того периода времени обращает на себя внимание одно трагическое событие, в котором проявилась еще одна важная черта характера нашего Героя: «(После взятия Таликана. — А. М.) в битве под крепостью Бамиан поразили стрелою Мао-Тукана (Мутугэн. — А. М.), сына Цагадая, который был любимым детищем Чингисхана и которого Цагадай сделал своим наследником; от этой раны тот скончался.

Чингисхан по этой причине соизволил поспешить с ее завоеванием. Когда он захватил крепость, то отдал приказ, чтобы убивали всякое живое существо из любого рода людей и любой породы скотины, диких животных и птиц. Не брали ни одного пленного и никакой добычи и превратили бы город в пустыню и впредь его не восстанавливали, и чтобы ни одно живое создание в нем не обитало! Эту область наименовали Мао-Курган. До настоящего времени ни одно живое существо там не обитало, и она по-прежнему является пустопорожним местом.

Затем он издал приказ, чтобы никто не доводил до слуха Цагадая этого события. Когда тот прибыл и потребовал сына, отговорились тем, что он-де ушел в такое-то место.

После этого однажды все сыновья (Чингисхана. — А. М.) были налицо. Чингисхан притворно начал сердиться на них, обернулся к Цагадаю и соизволил сказать: «Вы не слушаетесь моих слов и постановлений!»

Цагадай испугался, встал на колени и сказал: «Если я переиначиваю твои слова, пусть я умру!»

Затем Чингисхан соизволил сказать: «Сын твой Мао-Тукан убит в битве, я повелеваю тебе, чтобы ты не плакал и не горевал и в этом отношении не ослушивался моего слова!»

От этого обстоятельства тот [Цагадай] стал вне себя, не имея ни сил терпеть, ни дерзновения на то, чтобы ослушаться его приказа. Он терпеливо переносил жжение сердца и печени и не заплакал, а по-прежнему занимался едою и питьем. Спустя некоторое время, он вышел в степь под предлогом малой нужды и тайно всплакнул, чтобы стало немного легче; вытерев глаза, он вернулся назад»[1158].

Американский исследователь Джек Уэзерфорд в связи с описанным выше трагическим событием, характеризуя Чингисхана, писал: «Много раз в своей жизни Чингисхан плакал прилюдно — в страхе, в гневе и в печали, но перед лицом смерти человека, которого он любил более всех других, он не позволил себе и своим сыновьям проявить свою боль в слезах и скорби.

Когда бы Чингисхан ни испытывал сильное личное горе, он обращал всю его силу в ярость битвы.

Убивай, а не скорби.

Никто из жителей долины, (где находилась крепость Бамиан. — А. М.), не выжил…»[1159]

* * *

Возвращаясь к противостоянию молодого султана Хорезма Джалал ад-Дина, который в то время был в Газнине, и Чингисхана, вместе с сыновьями и войсками проводившего лето (1221 года. — А. М.) в предгорьях Таликана, отметим, что султан Джалал ад-Дин преуспел в привлечении на свою сторону вооруженных отрядов местных владетелей и эмиров: «…к нему присоединился с сорока тысячами всадников Хан-мелик, который был наместником Мерва. Султан сосватал его дочь. К султану присоединился и Сейф-ад-дин Аграк, тоже из числа туркменских эмиров, с сорока тысячами людей, точно так же к нему присоединились и окрестные огузские эмиры»[1160].

Следует признать, что укреплению позиций молодого султана способствовало самоуправство одного из военачальников армии Чингисхана, Тохучара, «переиначившего его приказ о непричинении вреда» в отношении областей Хана-мелика, выразившего свое повиновение Чингисхану: «Тукучар переиначил приказ и посягнул на эти области, как и на другие области и местности. Он вступил в войну с тамошними гурцами и был убит.

Хан-мелик послал к Чингисхану посла (со словами): «Я, раб, перед этим послал к тебе, изъявил покорность и сказал, что я буду служить тебе от искреннего сердца, и что я отстал от султана. Теперь Джэбэ-нойон пришел и прошел, не обижая. Следом за ним пришел Субэдай-нойон и точно так же прошел, не причинив вреда. За ними пришел Тукучар, и сколько ни говорили (ему) гурцы, что мы, де, покорны, он не внял, вступил в войну с народом, пока не был убит. Куда же девались хорошие люди у державы Чингисхана, что он послал подобных невежд на великие дела!»

И послал Хан-мелик с послом несколько кусков тканей по установленному правилу (в подарок Чингисхану).

Так как он (Хан-мелик. — А. М.) был не уверен, каковы будут (последствия) дела Тукучара, и в то же время услышал, что султан Джалал ад-Дин после кончины отца прибыл в Газнин, которая перед этим была ему назначена отцом (в удел), и со всех сторон к нему собралось войско, — он тайно послал к султану Джалал ад-Дину (известие): «Я-де хочу придти к тебе!»

Чингисхан же в это время, ради надзора и охраны дорог на Газнин (Газну. — А. М.), Гарчистан, Забул и Кабул, послал Шигихутуга с несколькими другими эмирами… с 30 тысячами людей в те пределы, чтобы они по мере возможности покорили те страны, а также были сторожевым войском, с тем, чтобы он сам и его сын Тулуй-хан могли свободно заниматься завоеванием владений Хорасана.

Хан-мелик находился близко к тем областям, где были Шики-Кутуку (Шигихутуг. — А. М.) и то войско. Они (монголы. —