— А, ну что же, это уже интересно. Я очень люблю ландыши.

— Там их много, целая низинка. — Алеша обрадовался, что наконец-то Людмила Викторовна заинтересовалась островом.

— Целая низинка? — удивленно воскликнула Людмила Викторовна. — Так много?

— Да-да!

— Но как же мы поедем? Что могут подумать обо мне, если увидят? Вдруг я — и еду с вами?.. — Людмила Викторовна осуждающе покачала головой. — Нет-нет, так нельзя.

— Ну что вы, — в отчаянье вскричал Алеша, — я вас подвезу на лодке с той стороны острова. Там же никто не живет. И никто не увидит.

— Ну, тогда… но…

— Людмила Викторовна, ну честное слово!

Ох как он пылал, этот мальчишка!

— Ой, прямо не знаю, — опустила глаза Людмила Викторовна. — Хотя очень хочется увидеть эту низинку. Но…

— Людмила Викторовна, пожалуйста! — Он готов был стать на колени и молиться на нее.

— О, господи… — А сама уже улыбалась ему так многообещающе, что он понял: согласна, поедет!

В этот же день он и привез ее на остров.

Был час заката, и золото-багряные лучи заливали деревья и ложились на землю красными полосами, и казалось: остров пылает и сам воздух меж ветвей освещен розовым пламенем.

— Действительно, здесь красиво, — оглядываясь, сказала Людмила Викторовна.

— Я же говорил вам, — радостно закивал Алеша и, втащив нос лодки на берег, хотел привязать ее, но Людмила Викторовна протянула к нему руку, и он бросился помогать ей выбраться на берег. И не выпустил ее пальцы и тогда, когда уже никакой необходимости держать их не было. Но и она тоже словно забыла, что держать свои пальцы в Алешиной руке нет никакой необходимости. Так они и стояли, держась за руки, и смотрели на деревья, на просвечивающее в их вершинах закатное небо.

— А где же ландышевая низинка? — спросила Людмила Викторовна, все еще не освобождая своей руки. И покорно пошла за Алешей, когда он повел ее в глубь острова.

Это был очень хороший остров. Совершенно не заросший грязным ольховником, не захламленный буреломами и сгнившими деревьями. Лес был чист, деревья без надломов, засечек. Березы без содранной бересты на растопку туристских костров. Ясени росли свободно, не тесня друг друга. Полянки пестрели разноцветьем. Даже газетных обрывков не было, консервных банок, битых бутылок, которые так часто остаются после набегов туристов.

Алеша вывел Людмилу Викторовну к знакомой низинке.

Конечно, ландышей не было — шла вторая половина июля. Но заостренных темно-зеленых листьев с оранжевой ягодой в пазухе было такое множество, что нетрудно было себе представить, какое обилие цветов было в июне.

— Обязательно приеду на будущий год, — сказала Людмила Викторовна.

Они все еще держались за руки. Но теперь, когда ландышевое место было показано, Алеша испугался, что Людмила Викторовна захочет домой, и крепче сжал ее пальцы. Он так хотел побыть с ней еще. И она, словно понимая его желание, сказала:

— А почему бы тебе не развести костер? Это так красиво.

— Сейчас, — обрадовался Алеша и, выбежав на сухую полянку, стал собирать хворост.

Через несколько минут костер уже горел, и они глядели на пламя, на то, как оно перебегало по сучьям, отъедая сухие верхушки, и раскаливало добела высохшую древесину.

— Ты любишь огонь? — спросила Людмила Викторовна.

— Не знаю… как-то не задумывался.

— Эх ты, «не задумывался». — Она легко потрепала его волосы. Они у него были длинные, до плеч, густые, с бронзовым отливом, не то что у ее лысоватого мужа. И неожиданно положила Алеше на плечо голову.

Холодея от своей смелости, Алеша обнял ее. И почувствовал, как она прижалась к нему, словно ей стало холодно. Сердце гулко ударило несколько раз подряд, и тогда Алеша, запинаясь, тихо произнес пересохшими губами:

— Я люблю вас, Людмила Викторовна.

— Зачем ты зовешь меня так? Зови Мила. Или я такая старая?

— Нет-нет, что вы…

— И на «вы» не надо… Ну?

Она вдруг отпрянула от него и, неотрывно глядя в глаза, поцеловала в губы. И на какое-то мгновение Алеше показалось, что весь залитый солнцем лес покачнулся и поплыл вверх. И тогда он стал исступленно целовать ее губы, глаза, шею…

— Вот сумасшедший… господи, вот сумасшедший, — ежась и смеясь, изнеможенно шептала Людмила Викторовна.

Потом она закрыла глаза, а когда открыла, то увидала, что лес уже потемнел и только верхушки берез еще пылали.

— Какой ты нехороший, — глухо сказала она и вдруг снова обняла Алешу и поцеловала так, что губам стало больно.

Потом встала, поправила платье и взглянула на часы.

— О-е-ей! Домой, домой! — И быстро пошла к лодке. Алеша побежал за ней.

Лодки не было. Маленький ветерок гнал волну за волной к тому месту, где она стояла. Вода у берега была черная, с водорослями, с корягами.

— Где же лодка? — испуганно спросила Людмила Викторовна.

— Она была здесь, — растерянно ответил Алеша. — Я сейчас, — и быстро пошел вдоль берега, надеясь, что лодка где-нибудь приткнулась.

Он обежал весь остров вокруг, но лодки не нашел.

— Ну, где же она? — нетерпеливо спросила Людмила Викторовна.

— Не знаю… Наверно, отошла. Подмыло. Надо было подальше вытащить.

— Что же теперь делать?.. Я не знаю… странно. Ну что ты стоишь? Неужели не понимаешь, как это плохо? Ведь если меня увидят здесь с тобой, что подумают… И позвать нельзя… — Она посмотрела на дальние берега — до них было не меньше километра. Они уже терялись в вечерних сумерках. Темными становились дома, и только в одном, стоявшем на бугре, горели окна — в них пылало закатное солнце. — Я пропала… — тихо сказала Людмила Викторовна и заплакала.

— Не надо… ну не надо, — жалостно сказал Алеша и попытался отнять ее руки от лица, но она только крепче сжалась.

И