– Нет, мой победитель, курить будешь в коридоре. А лучше бросай курить, а то целоваться с тобой не буду.

Ее мысли вернулись к разговору с Артузовым.

«Интересно, какого хрена ему в голову стукнуло меня замуж выдать? Кроме как фамилию сменить, других причин не видно. Мог и так сработать. Но зачем делать просто так, если можно сделать с особым цинизмом. Типичный Артузов. Хотя ему сочувствовать надо и переживать за начальство. Артуру не позавидуешь. Если по официальной версии отравили меня, то, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто это сделал, Артузова должны сослать в лагеря. Хотя нет, считается, что он входит в ближний круг вождя. Близких людей Сталин карает помягче. Но снять его с начальников ИНО Иосиф Виссарионович просто обязан, иначе всем станет понятно – это была подстава. И тут получается смешная история – заменить его в данный момент невозможно. На нем висят: блокировка исследований урана в Германии и Англии, подставные фирмы в САСШ, через которые будут поступать оптовые партии антибиотика на американский рынок. Его люди к тому же как-то задействованы в организации строительства и финансировании нового нефтеперерабатывающего завода на основе каталитического крекинга нефти в Татарии и завода по выпуску тетраэтилсвинца. Кажется, через подставную фирму в САСШ еще два года назад Артузов умудрился вложить деньги в исследования катализаторов и стать владельцем блокирующего пакета акций этой фирмы. И еще на нем десяток заданий, возникших в результате моих прогнозов, которые он лично держит на контроле. Интересно, как они со Сталиным выкрутятся из этой ситуации?» – невесело думала Стрельцова.

Будущий супруг, лежавший прежде тихо, вдруг сделал несмелую попытку ее обнять. Укусив легонько за ухо, она ловко опрокинула его на спину, очутилась сверху.

– Сейчас мы будем изучать с тобой, Степанов, позу наездницы. Для тебя она интересна тем, что, исполняя свой супружеский долг, ты сможешь слегка сачкануть.

– Бесстыжая ты…

– Какая есть…

«В этот раз вышло намного лучше, хотя это пока не твоя заслуга, мой победитель. Верно народ подметил, хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сама!»

Он заснул, а ее мысли приняли совсем другой оборот.

Вдруг стало больно, захотелось узнать, кто из двоих погиб, Захарова или другая девушка, фамилии которой она и не знала, жив ли Сережа…

«Кто же умудрился подсунуть Артузову такую свинью? НКВД… Ежов, говорят, запил в последнее время, но Сталин уже месяц назад поставил Берию заместителем, там все под контролем, Литвинов как активный противник отпал. Есть над чем Артуру Христиановичу поломать голову…»

Еще зимой, в феврале, когда она была на Дальнем Востоке, спустя месяц после скоропостижной кончины Зиновия Борисовича, Литвинов связался с Заковским, которого как раз перевели из Ленинграда в Москву. Заковский был назначен заместителем Ежова и начальником Московского управления НКВД. Чего не знали ни Литвинов, ни Заковский, беседуя вечером за чашкой чая в уютном домашнем кабинете наркома иностранных дел, так это того, что за стенкой их разговор внимательно слушали и стенографировали. Заковский не торговался и долго не раздумывал. Видимо, понимал, раз выдернули из родного Ленинграда, то его дальнейшая судьба покрыта мраком, тем более что он был одним из немногих высших чинов НКВД, сохранивших свое звание после отставки Ягоды. Единственным условием, которое Леонид Михайлович поставил перед Литвиновым, было перевезти по дипломатическим каналам два очень тяжелых и ценных чемодана. Артузов потом рассказывал, что даже руководство Украины лет десять назад возмутилось размерами контрабанды и конфиската, оставленными Заковским в свое личное пользование.

Тогда обошлось легким внушением. Осталось загадкой, была ли известна бывшим начальникам Заковского фраза: «Кто без греха, пусть первым бросит в нее камень»[18].

В свое время не спросили, а сейчас уже и некого. Но интуитивно они поступали в строгом соответствии с этой непростой мудростью.

Заковского арестовали прямо перед домом Литвинова, вместе с водителем и телохранителем увезли в ИНО. После легкой стимуляции он признался во всех грехах. Встал вопрос, как быть дальше. По большому счету, следовало арестовывать Литвинова, проводить очную ставку и закрывать в камере до суда. Материалов на него еще по делу Кацнельсона набралось достаточно, тогда удалось раскрутить, кто и как помог семье Зиновия Борисовича выехать за рубеж, а со стенограммой записанной беседы и показаниями Заковского суд любой страны дал бы наркому двадцать пять лет исправительных работ, а то и побольше.

Когда Артузов, доложив Сталину суть дела, попросил разрешения на задержание Литвинова и очную ставку с Заковским, вождь, подумав, ответил:

– Товарищ Артузов, а ви меня не путаете с товарищем Вышинским? Мне кажется, по этому вопросу ви должны к нэму обращаться.

– Хорошо, товарищ Сталин, завтра обратимся. Разрешите идти?

Вождь ходил по кабинету, думал о чем-то, игнорируя последний вопрос.

– Скажите, товарищ Артузов, а почему ви у меня не спрашивали разрешения, когда арестовали Заковского? Как я понимаю, у товарища Вышинского ви тоже разрешения не спрашивали.

– Я не мог поступить иначе, товарищ Сталин. Он узнал слишком много об Ольге, была опасность, что даст задания своим людям, пока мы будем утрясать все формальности.

– Я скажу по-другому, товарищ Артузов. – Вождь направил чубук своей трубки ему в грудь. – Ваша совесть коммуниста не дала вам возможности действовать по-другому. Ви пошли на серьезное нарушение, потому что знали: нельзя дать возможности действовать врагу, ибо последствия могут быть такими, что ви себе этого никогда не простите. Почему же ви теперь спрашиваете меня? Спрашивайте свою совесть.

– По совести, его надо было задержать еще месяц назад.

– Так почему же ви этого не сделали? Вас никто за руки не держал. Ви можете идти, товарищ Артузов.

«Умеет товарищ Сталин поставить задачу… что бы ты ни делал, захочет – наградит, а захочет… не будем о грустном. Но желание свое он дал понять недвусмысленно». Выйдя в приемную, Артур Христианович, воспользовавшись одним из многочисленных телефонов, стоящих на столе у Поскребышева, позвонил в свое управление.

– Анатолий, это я. Бери группу, встретимся возле подъезда, в котором ты уже сегодня был. Вернее будет сказать – был вчера. Я подъеду туда через пятнадцать минут.

В подъезде поднялись на нужный этаж. После громкого стука последовала команда ломать дверь. Литвинова в одной пижаме упаковали в пальто и потащили вниз по лестнице, а дамочке, громко орущей на смеси русского с английским и пытающейся перекрыть своим телом проход, легонько дали под дых, чтобы не мешала. Артузов подумал: если бы у него были таланты к рисованию, он бы непременно постарался передать то выражение на лице наркома, с которым его вывели из квартиры.

Когда Литвинова усадили в пустой комнате с единственным столом посредине на прикрученный к полу стул, дар речи вернулся к нему, и он начал кричать и требовать. Стоящий рядом молчаливый сержант по едва заметному кивку Артузова сильно ударил арестованного открытой ладонью по макушке, грубо прервав начавшуюся речь.