Вдруг я увидела нечто – розовый чемодан! Такой розовый цвет у меня был один раз, в институте я купила дубленку, за которую меня страшно ругала мама: «Ну и что, выбрасывать или будешь ее носить?» – спрашивала она всякий раз, завидев ее в моем шкафу…

Ух ты, и розовая шубка в тон чемодану! Я подняла глаза выше. В пяти шагах от меня стояла королева в розовом, принадлежащая к правящей династии Vogue. Женщина, которой обязан завидовать каждый глянцевый редактор, Миранда Пристли наших палестин. Я всегда знала, что мама ничего не понимает в моде… Царственная Алена была настоящей королевой гламура, а не местечковой самозванкой, способной впечатлить только такого простака, как Полозов. Я бы вычислила ее сразу, даже если бы не знала, кто она, – по цвету, бьющему наповал, по чемодану, по дистанции, которая тут же наметилась. Очередь напряглась. Я тоже немного отодвинулась…

Подошла высокая стройная девушка в плаще, кажется, из In Style, я видела ее пару раз на презентациях. Они поздоровались. Вип-стойка работала активнее, и они быстро исчезли из виду.

Очередь снова прошелестела: «Офисьель…» Так, посмотрим. Черные брюки и пуловер, много цепей, как модно в этом сезоне, стрижка, как у Миранды Пристли, голос Миранды Пристли в русском прокате. Ее я тоже знала. Это была принцесса гламура. Один из чемоданов Эвелина сдала в багаж, осталась с роллером Louis Vuitton и бодро поцокала к границе…

Прошли еще две аристократки моды – девушка DSquared и девушка Lilu. Вот это чемоданы! По транспортеру поплыли дорогущие огромные Луи Виттоны и Прады и ухнули в пропасть. Как они не боятся сдавать такие в багаж?

Между прочим, если этот самолет упадет – русскому гламуру конец.

Огляделась. Многие сидели в темных очках. Островская говорила – на показы только так. Это Анна Винтур придумала, чтобы дизайнеры не видели ее реакции.

– Мы могли бы тоже в первый класс залезть!

– А как?

– Мне Андреас говорил, что иногда так делают – 300 долларов стюардессе дать, и она пересаживает. И пафос, и экономия.

Говорили позади. Один голос был женский, другой мужской, кокетливо-тягучий. Понятно, фешинистас!

– А кто так летает из них?

Задние перешли на шепот, и я не расслышала, кто тут коррумпирует «Аэрофлот».

Я достала расписание показов Milano Moda Donna. Накануне я читала его нараспев. Так пел хор модные куплеты в рекламе «Крокус Сити Молла»: «Бруно Ма-агли, Чеза-аре Пачотти, Эммануэле Унгаро!»

Думаю, что любовь русских к западным брендам объясняется музыкальностью их звучания, этих прекрасных и изящных слов. И образами, которые возникают, стоит только произнести Ла Перла, Фурла (слышите, как мягко мурлычет в этой марке кошка?), Баленсиага (бал, Валенсия, вальсирующие, романтическая сага), Хлое (тут что-то нежное, невинное, первый поцелуй у ручья и юный Дафнис, дрожащий от возбуждения), Живанши (вы уже в позе Одри Хепберн, стройная, вся в черном и с длинным мундштуком), Жан-Поль Готье (из этого можно выжать готику, острые кости католических соборов, корсеты с остроконечными лифчиками, как у Мадонны, или игру в культурные ассоциации – Жан-Поль Сартр, к примеру).

Александр МакКуин, Стелла Маккартни – чувствуете, как от жесткой графики этих имен выпрямляется спина и концентрируется взгляд, и вот уже стальная английская леди, идеальная, как многовековой газон, на котором она ползала розовым голоштанным младенцем, спешит в Харродс (хоррор цен, но вы сохраняете ледяное спокойствие, спокойствие, только спокойствие).

Имя – это судьба. Бренд – это имя. Кому надо кольцо Московского ювелирного завода? А как насчет колье Графф? Или Шопард? А может, де Гризогоно? Я первая! Как может конкурировать сумка фабрики «Медведково» с клатчем (слово-то какое, так и слышно, как щелкает замочек в тонких аристократичных пальцах) Джимми Чу. Чу! – улавливаете разницу? Разница очевидна.

Коммунизм проиграл великую идеологическую битву, и все из-за дешевых пролетарских названий. Империя рухнула, потому что игнорировала великую силу букв. В совковых брендах – фабрика «Трехгорка», духи «Красная Москва», пылесос «Вихрь», мотокультиватор «Крот» – были, конечно, энергия и стеб, но в них начисто отсутствовали сексуальность и мечта.

И хватит уже спасать остатки отечественного автопрома. Кто захочет машину «Жигули», от которой разит дешевым пивом, сигаретами «Друг» и синим тренировочным костюмом, когда есть на свете «Майбах». «Ах!», с которым девушки падают на его кожаные сиденья в предоргазменном восторге, уже вшит в название автомобиля как главная потребительская опция.

Вот поэтому теперь внутри моей музыкальной души, настроенной на гламур, играли скрипки и валторны. После 21 февраля песня обрывалась, я должна лететь домой. И не факт еще, что все эти куплеты про меня. Островская предупредила: приглашения будут в отеле, и до последнего момента неясно, на какие показы я смогу попасть.

– Первый ряд тебе по-любому не светит. Главное, чтобы не стоячие места, не стендинг. На показах типа Dolce&Gabbana это нормально, но если ты получишь стендинг на Armani, это верх унижения.

В любом случае, повлиять на выдачу билетов невозможно, и я приготовилась отдаться судьбе.

– Ты слышал, что Баринову собираются назначить в «Мадам Фигаро»?

– Это после того, как она «Мари Клер» развалила? Офигеваю от наших издателей!

– А что ты от них хочешь? Сам присядешь однажды главным редактором в бренд, и все – будешь до пенсии херачить эдитор-ин-чиф.

– Ага, и когда мы с тобой присядем? Устанешь ждать, пока они сдохнут. Слушай, а Николаевича куда?

– Николаевич якобы идет в какой-то мегапроект.

– Ну да, этот всегда пристроится… Не в «Татлер», случайно?

– А что, «Татлер» уже запускается?

Я почувствовала себя в своей тарелке. Градус сплочения и ненависти был тот же самый, что в родном «Глянце». Только теперь я была частью объединенной редакции российского гламура. Атмосфера переносилась по воздуху из России в Милан. Моя страна летела в Италию вместе со мной.

А все-таки, не опасно ли лететь в этом самолете? Как в том анекдоте: «Господи, может, не надо? – Ага, я вас столько лет всех вместе собирал, а ты говоришь, не надо!» Вон они, сидят сзади, молодые таланты, которые не могут пробиться через стену главных редакторов, засевших на своих позициях. А тут как раз освободится много мест, в том числе мое, будет ротация. И Островская наконец станет главным редактором, а то я ей мешаю… Господи, что за мысли у меня идиотские! Мишка говорил, что помирать надо не раньше, чем заработаешь некролог в программе «Время». Если я погибну сейчас, про меня не скажут по телевизору, все будут оплакивать только бизнес-класс… Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог!

– А с «Базаром»-то решили?

– Разных американцы отсматривали. Предлагали этой, ну, которая у Симачева работает, она отказалась. Говорит, что лучше с олигархами будет.

Я насторожилась.