– Что за Адам?

– Ты не можешь не помнить парня, которого прикончил прямо на моем диване. Очень грубым способом.

Мрак уставился на нее с неподдельным ужасом.

– Я бы никогда так с тобой не поступил. Никогда.

Чарли было ненавистно его сходство с Винсом и то, как сильно было собственное желание поверить ему.

– Хорошо, тогда расскажи мне о других людях, которых ты не убивал.

– А ты умна, – заметил Ред с ехидной усмешкой. – Но я не привык ничего объяснять. Раньше мне нечасто доводилось разговаривать, и, боюсь, у меня не очень хорошо получается.

– И все же попробуй, – стояла на своем Чарли.

– Тебе не следовало сюда возвращаться. – Он казался грустным и усталым. Чарли не знала, оттого ли, что он притворяется, или плоть в самом деле давала слабину. – Ты должна была уйти и никогда не возвращаться, как я и велел тебе той ночью.

– Как, по-твоему, мне нужно было поступить? Схватить сестру и мать и сбежать из города, поджав хвост? Позволить Солту победить и продолжать делать с Винсом все, что захочет?

– Именно, – воскликнул Ред с куда большим жаром, чем она ожидала. – Он способен сам со всем справиться.

– Он не должен этого делать, – возразила Чарли.

– Он тебя бросил, – напомнил Ред.

– И тебя тоже, не так ли? – тут же парировала она. – Должно быть, тебя бесит, что он создал тебя, а потом оставил, как змея старую кожу. Как нечто ненужное.

Ред посмотрел на нее глазами Винса, в которых сверкали искорки.

– Ну, а как иначе? Я же порожден его гневом.

– Не знаю, – сказала Чарли, стараясь не дать сбить себя с толку. – Я вообще ничего о тебе не знаю.

Мрак отвернулся от нее, веселье его погасло.

– Я всегда был той его частью, которая заботилась обо всем, когда сам он был не в состоянии справиться. Мне было дано все, что доставляло ему неудобства – желание причинять боль, ужас перед тем, что Солт заставлял нас делать, способность понимать, что чувствуют другие люди, когда происходит что-то плохое. Меня сделали сильным, чтобы Реми не пришлось быть таковым. Так что да, я был зол, когда он ушел, но я любил его, невзирая на все его поступки – и на то, как он заставлял поступать меня.

Чарли зябко передернула плечами, а Ред продолжил:

– Когда я выполнял задания его деда, Реми хотел абстрагироваться от происходящего, поэтому я попросил его попробовать освобождать меня, спускать с поводка. Мы тогда ничего не понимали в мраках, но очень радовались, что наша задумка сработала. Каждый раз, когда я возвращался к нему, я был сильнее, чем прежде. И мог дольше сохранять форму. От Солта мы это скрывали, – добавил он. – Знала только Аделина, но она хранила наш секрет.

– Потому что они с Винсом были близки? – предположила Чарли.

Ред опустил ресницы, посмотрев вниз и в сторону.

– Когда-то все мы трое были близки. Слишком близки, возможно. У нас не было никого, кроме друг друга.

Чарли вдруг вспомнился обрывок разговора, услышанного той далекой ночью: «Ты ему не нравишься, – сказал мальчик, а девочка возразила: – Неправда! Мы с ним играем в игры, в которые он никогда не стал бы играть с тобой».

В словах мрака заключался некий зловещий смысл, сути которого Чарли, однако, не сумела уловить – и малодушно не решилась уточнять.

Заглянув в комнату с мониторами, она увидела, что уже началась торжественная часть – произнесение речей. Значит, времени у нее в обрез.

– Где Винс? – спросила Чарли.

Ред уставился на нее бледными глазами Винса, и она почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом. Снова нахлынуло зудящее ощущение неправильности происходящего, еще сильнее, чем прежде.

– Я знаю этот дом, – сказал Ред, – и мог бы помочь тебе выбраться так, чтобы никто не узнал, что ты вообще здесь была.

– Без Винса я никуда не пойду, – заупрямилась Чарли. – Ты говоришь, что он тебе дорог. Так помоги мне спасти его. Помоги найти его.

– Я сделаю для тебя все, что угодно, Шар, – сказал он ей. – Но не проси меня об этом.

Только один человек так ее называл.

– Нет. Ты не он. Перестань им притворяться.

– Шар, – предостерегающе произнес Ред.

– Где он? – потребовала она ответа, оглушенная громким биением собственного сердца.

– Ты и сама знаешь, – отозвался он.

Она не хотела собирать разрозненные кусочки головоломки воедино. Винс свернул шею Гермесу и избавился от тела. Он зарабатывал на жизнь тем, что убирал залитые кровью места преступлений. Все это нисколько не было похоже на Реми. Зато очень похоже на Реда.

– Винс инсценировал свою смерть, – возразила Чарли. – Или это сделал Солт. Винс был в бегах. А два дня назад он находился в гостиничном номере…

Ред молчал. Инсценировать собственную смерть не так-то просто. Человека можно опознать по зубам, отметинам после перенесенных операций или переломов. Криминалисты способны многое определить по костям – пол, происхождение, возраст, рост.

Солт, конечно, мог заплатить кому-то – или даже нескольким людям, – чтобы представить дело так, как ему требовалось. Но имелось и другое объяснение: обгоревшее тело, найденное в машине, принадлежало Эдмунду Карверу, а человек, которого она знала, вовсе им не был.

Мрак не являлся некой злобной сущностью, принявшей облик Винса. Он сам и был Винсом. Собранием осколков Эдмунда Карвера, объедками с его стола, его перевернутым «я», зеркальным отражением, созданием ночи.

Ред прав: на самом деле она обо всем догадалась с того самого момента, как он ужаснулся смерти Адама. Просто не хотела себе в этом признаваться. Итак, Чарли Холл, недовольно морщась, наконец-то поняла суть головоломки, которую не стремилась разгадывать.

– Когда Реми умирал, – сказал Винс, – после того как дедушка сделал ему роковой укол, а Аделина истошно вопила, Реми схватил меня и притянул к себе, чтобы я получил всю его кровь, всю энергию. Жизненные силы покинули его и перешли ко мне. Я впитал его последний вздох, изо рта в рот.

Помолчав немного, он продолжил:

– В первое мгновение я не понял, как это я вдруг оказался голым, лежащим на холодном полу. Потом я бросился бежать. Через несколько часов я очнулся в каком-то подземном переходе; я валялся на асфальте и битом стекле и не представлял, как туда попал. Потом мне пришлось учиться все время быть человеком. Я старался ради тебя.

Чарли вспомнила то, что он крикнул ей во время их последней ссоры, их единственной настоящей ссоры:

«Я был бы рад заверить, что все это время сожалел о своей нечестности, но это не так. На самом