Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джинни не стала рассказывать Миш о парне, напавшем на нее в Филадельфии. Она понимала: та не поверит ее уверениям в том, что это был вовсе не Стив. Миш захотела бы сама допросить Стива, а ему это сейчас совершенно ни к чему. Кроме того, Джинни умолчала о человеке, звонившем ей вчера вечером и угрожавшем ее убить. Она вообще никому не стала говорить об этом, даже Стиву. У того достаточно и своих неприятностей.
Миш нравилась Джинни, но в ее обществе она чувствовала себя напряженно. Будучи полицейским, та считала, что люди должны делать то, что она им говорит, а для Джинни это было неприемлемо. Чтобы как-то разрядить обстановку, Джинни спросила Миш, как та оказалась в полиции.
– Я была секретаршей, получила место в ФБР, – ответила Миш. – Проработала там лет десять и вдруг поняла, что могу делать дело куда лучше, нежели офицер, у которого была секретарем. И поступила в полицейскую академию. Окончив ее, работала сначала патрульным, потом напросилась в подразделение, занимающееся наркотиками. Меня внедрили в банду наркоманов. Трудно, конечно, было, но я доказала, что чего-то стою.
На секунду Джинни испытала неприязнь к своей попутчице. Она и сама время от времени баловалась травкой и ненавидела людей, готовых засадить ее за это за решетку.
– Ну а потом перешла в подразделение по борьбе с насилием над малолетними, – продолжала между тем Миш. – Но долго продержаться там не удалось. Никому не удается. Работа эта очень нужная, но люди порой просто не в силах вынести все это. Постепенно сходишь с ума. И вот наконец я оказалась в отделе по борьбе с преступлениями на сексуальной почве.
– Тоже, наверное, не велика радость.
– Ну, хоть, по крайней мере, жертвы – взрослые люди. И через пару лет мне присвоили звание сержанта и поставили во главе подразделения.
– Мне кажется, что там должны работать только женщины, – заметила Джинни.
– Не могу с тобой согласиться.
Джинни удивилась.
– Но ведь жертвам наверняка легче разговаривать с женщиной, разве не так?
– Да. Пожилым женщинам, пожалуй. Тем, кому, скажем, за семьдесят.
Джинни передернуло при мысли о том, что жертвами насилия могут стать беспомощные, слабые старухи.
– Но если честно, жертвы чаще всего предпочитают рассказывать об этом фонарному столбу, – сказала Миш.
– А мужчины всегда думают, что женщина сама на это напросилась.
– Знаешь, когда доходит до допроса, порой выясняется, что женщины могут быть куда более жестокими, особенно в отношении других женщин.
Джинни с трудом верилось в это. И она подумала: может, Миш просто защищает своих коллег-мужчин, пытается выставить их в более выгодном свете?
Темы для беседы были исчерпаны, и Джинни погрузилась в размышления, пытаясь угадать, какое же будущее ее ждет. Она никак не могла смириться с мыслью, что научная работа отныне для нее невозможна. Думая о своей старости, она представляла себя плохо видящей и седой, но знаменитой на весь мир пожилой профессоршей. Одной из тех, к кому с почтением прислушиваются и о ком говорят студентам на лекциях: «Мы не понимали природы криминального поведения личности, пока в 2000 году не была опубликована знаменитая и революционная книга профессора Джинни Феррами». А теперь этого не случится – никогда. Ей надо придумывать себе новую мечту.
Они приземлились в международном аэропорту Ла-Гуардиа в начале девятого, сразу же взяли такси и поехали в город. Желтый автомобиль, подпрыгивая на выбоинах и тарахтя, долго ехал через Квинс, затем они миновали туннель Мидтаун и оказались на Манхэттене. Но Джинни было бы неуютно даже в «кадиллаке»: скоро она увидит напавшего на нее парня, и при одной мысли об этом в желудке у нее холодело.
Уэйн Стэттнер жил в многоквартирном доме в самом конце Хьюстон-стрит. Было солнечное субботнее утро, но улицы уже заполнили молодые люди. Они покупали пакетики с чипсами, пили капуччино в открытых кафе и заглядывали в витрины многочисленных художественных галерей.
Неподалеку от дома Уэйна их уже поджидал детектив из участка, стоявший рядом со светло-коричневым «фордом-эскортом». Он поздоровался с каждой за руку и представился:
– Эрб Рейц.
Вид у него был кислый, сразу становилось ясно, что человека оторвали в выходной день от семьи и детей.
– Спасибо, что не поленились приехать в субботу помочь нам, – сказала Миш и одарила детектива кокетливой улыбкой. – Мы это очень ценим.
Эрб немного оттаял.
– Какие проблемы!
– Если вам понадобится помощь в Балтиморе, звоните мне лично в любое время.
– Так и сделаю.
Джинни сгорала от нетерпения. Ей хотелось крикнуть: «Ну сколько можно! Давайте же наконец займемся делом!»
Они вошли в здание и начали подниматься на лифте.
– По одной квартире на каждом этаже, – сказал Эрб. – Подозреваемых тут у нас полно. В чем обвиняется этот парень?
– В изнасиловании, – ответила Миш.
Лифт остановился. Сразу за дверью была дверь в квартиру, так что они не могли выйти до тех пор, пока там не откроют. Миш надавила на кнопку звонка. Никто не подошел. Эрб придерживал дверь лифта. Джинни про себя молилась о том, чтобы Уэйн оказался дома. Что, если он уехал куда-нибудь на уик-энд? Нет, она просто не вынесет этого напряжения. Миш не снимала пальца со звонка.
Наконец изнутри послышался голос.
– Кого там черт принес?
Он!… Его голос. Джинни похолодела от страха. Эрб сказал:
– Полицию, вот кого, мать твою! Давай открывай!
Тон сразу изменился:
– Пожалуйста, поднесите ваше удостоверение к глазку, чтобы я мог убедиться.
Эрб поднес полицейский жетон к глазку.
– О'кей. Секундочку.
Вот оно, подумала Джинни. Сейчас я его увижу.
Дверь отворил растрепанный молодой человек. Босой, в черном линялом махровом халате.
Джинни не сводила с него глаз. Просто двойник Стива, если не считать черных волос.
– Уэйн Стэттнер? – спросил Эрб.
– Да.
Должно быть, просто покрасил волосы. И сделал он это или вчера, или в четверг вечером.
– Я детектив Эрб Рейц из первого участка.
– Всегда рад оказать услугу полиции, Эрб, – сказал Уэйн и взглянул на Миш с Джинни. Выражение лица непроницаемое, словно он ее не узнает. – Ну, чего стоите? Может, зайдете?
Они вошли и оказались в прихожей с черными стенами и тремя красными дверьми. В углу стоял человеческий скелет наподобие тех, что используют в медицинских институтах. Только на шее у этого был алый шерстяной шарф, а на запястьях – стальные наручники.