— Рядом шлюпка, в ней трое. Очевидно, терпящие бедствие, — не отрываясь от окуляра, сказал он.

— Без фокусов, — повторил Лисогрузов. — Нука, дай мне… Да, похоже…

Наступила пауза. По всем нормам международного права, любой корабль обязан оказать помощь потерпевшим кораблекрушение. Но «барракуда» вряд ли вписывалась в нормы любого права, как национального, так и международного.

— Надо же, как угодили, — удивленно пробурчал Лисогрузов. — Все равно что выстрелить за спину и попасть в подброшенную копейку…

— Им надо помочь, — сказал Чижик. Основные понятия морского кодекса прорвались в нем сквозь все последующие наслоения.

— Надо. Но… Чем мы им поможем? — задумчиво молвил Лисогрузов. В него тоже закладывали в свое время основные нормы поведения моряка. «Сегодня ты спас потерпевшего бедствие, а завтра спасут тебя». Но это было давно. Сегодняшний Лисогрузов подумал, что не надо было всплывать, тогда бы не появились дополнительные проблемы. Но и без всплытия невозможно обойтись, он это прекрасно понимал. Значит, судьба.

— Трое, говорите? — переспросил «дед». — Как раз пойдут трюмными в корму. Дело нехитрое, живо научим…

— Да нет… — бывший курсант-подводник покачал головой. — Одно дело поделиться водой и провиантом, другое — взять на борт.

— А чем они тебе помешают? — зло спросил Казаков. — Тем, что станут работать и обеспечивать живучесть корабля? Или тем, что останутся жить?

— Гребут к нам, жилы рвут! — негромко сказал Чижик. — Как чувствуют, что можем бросить. Но не такие же мы сволочи!

— Двоих — на помпы, одного к турбине и холодильной машине, — распорядился «дед». — Иначе можем и не дойти. Привыкли на авось рассчитывать… а на хвост стать не хочешь? То-то!

— Всплываем! — принял решение Чижик. В конце концов — он командир корабля. Лисогрузов промолчал. Очевидно, посчитал, что три изнуренных моряка не могут ему помешать.

Через несколько минут спасательная шлюпка терлась о резиновую обшивку «барракуды».

— Кто такие? — крикнул с рубочного мостика Чижик.

— Свои! — радостно заорал Кисляков. — Российские моряки!

— Ну это ваще-е-е! — протянул «дед». — Никто не поверит!

И сразу взял быка за рога:

— На помпах работать можете?

— Чего хитрого?

— Тогда на борт!

Три измученных, обожженных тропическим солнцем человека поднялись на палубу «К-755». По мнению Лисогрузова и стоявших рядом Краба и Хорька, никакой опасности они не представляли. Но впечатление оказалось ошибочным. Несмотря на внешнее спокойствие, атмосфера на «барракуде» была весьма напряженной и взрывоопасной. Экипаж крейсера смирился с судьбой, потому что не умел непосредственно противостоять вооруженному противнику. Скрывающийся в кормовых отсеках Лисков ни с чем не смирился, но он был всего лишь чиновником особого отдела, неспособным к перестрелкам на близкой дистанции и рукопашным схваткам. А взятые на борт люди как раз и умели уничтожать живую силу противника при непосредственном контакте с ней. Причем это было единственным их предназначением. Принять их на борт означало то же самое, что вставить запал в пылящуюся под столом гранату.

— Погружение! — скомандовал Чижик. Люк задраили, и лодка пошла вниз. На поверхности океана осталась только пустая шлюпка — повод для еще одной легенды об исчезновении людей в морских просторах.

* * *

За прошедшие годы атомная штольня практически не изменилась. Сливин и Али бежали в глубь сопки, лавируя между стальными щитами волногасителей и все дальше удаляясь от светлой полоски входа.

— Здесь они нас уже не достанут, — прерывисто говорил запыхавшийся конструктор. — Надо же так, даже не предупредили — сразу стрелять! Махмуда убили, могли и нас убить! Вот собаки! Хорошо, что ты вовремя затащил меня внутрь!

Полицейским психологам известен этот феномен, когда заложник солидаризируется с захватившими его террористами и противопоставляет себя атакующим силам порядка. Сказывается травмирующее воздействие стрессовой ситуации, под влиянием которой включается так называемая «стратегия предпочтений низшего типа»: удерживающие своих жертв без причинения им наглядного вреда бандиты кажутся «хорошими», а проводящие операцию полицейские «плохими», так как от них исходит очевидная угроза. В России синдром «благодарного заложника» наглядно проявился после небывалых актов террора в Буденновске и Кизляре: несчастные измученные люди, вырвавшиеся из кровавого кошмара, начисто забыли о виновниках пережитого, они хвалили бандитов, покормивших их хлебом, и ругали спецназ, стрелявший в бандитов, а значит, и в них тоже.

— Что они еще придумают, как думаешь, Али? Хочешь, я возьму автомат, если сунутся…

Террорист молчал. У него впереди была желанная цель, золотой ключ, открывающий любые двери. С помощью этого ключа он выберется отсюда, получит самолет и отправится домой с очередной победой. У волокущегося следом человечишки впереди не было ничего, он сам служил ключом к этой штольне и к священному огню, жизненный путь его подходил к концу, и смерть окажется столь же бесславной, как и вся жизнь. Поэтому он был совершенно неинтересен Али. Немного жаль Махмуда, но, как и все бойцы «Джихада», он знал, на что идет, мало ценил бренное земное существование и стремился попасть в рай, в котором уже наверняка и пребывает.

Штольня не рассчитана на долгую жизнь. Луч фонаря обшаривал проседающие стены с пологими склонами осыпей, погнувшиеся стойки крепежа, засыпанные землей рельсы узкоколейки, упавшие бревна…

— Хорошо, что успели, — порадовался Сливин. — Через год здесь вообще не пройдешь…

Воин не отвечал. Ему феномен «благодарных заложников» был известен не понаслышке. У них просто «едет крыша», пропадает разум и исчезает здравое мышление. Но стоит пристрелить одного на глазах остальных — «благодарность» мгновенно исчезает. Хорошо еще, что не приходится тащить этого идиота, вон как бежит, даже на рану внимания не обращает. Скорее всего его просто царапнуло, а самого Али задело серьезно — плечо одеревенело, и кровь не останавливается. Это плохо. Потому что бомбу нельзя выпускать из рук, значит, медицинская помощь исключается до тех пор, пока он не окажется среди своих. А тогда может быть поздно и руку придется отрезать. Но что такое рука по сравнению с торжеством ислама! Мелкий, но жилистый и злой пустынный волк, попадая в капкан, просто отгрызает себе лапу и живет дальше — хромой, но по-прежнему опасный. И он тоже сумеет обходиться одной правой — и стрелять, и нажимать кнопку взрывателя, а молодые джихадовцы будут заряжать ему оружие и снаряжать мины.

Волногасители закончились, и изнурительный слалом прекратился. Не загроможденная стальными экранами штольня сразу расширилась. Последние пятьдесят метров Воин преодолел обычным пружинистым шагом, а Сливин — еле переставляя заплетающиеся ноги. Они подошли к концу восьмисотметрового туннеля и остановились, глядя перед собой. Туннель заканчивался неровной стеной каменистой спрессованной земли. Перед ней располагалось аккуратно бетонированное круглое заглубление заряда. На дне трехметрового бетонного стакана стоял опутанный проводами предмет, напоминающий пятилитровый бочонок из-под пива. Сливин и Али стояли рядом, вплотную друг к другу, как братья или единомышленники. Но видели они совершенно разное.