Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти два слова сами по себе казались ей неслыханно дерзкими, таящими в себе восхитительную нотку запрета. Женщины, которые не боялись полностью обнажаться, считались распутницами и шлюхами.
Сейчас Людвиг вытирался одной из тряпок, которые принесла ему Шарлотта. Наконец он натянул длинные хлопчатобумажные кальсоны, изъятые из запасов зимнего белья Жослина, затем майку.
«Будь что будет, я вхожу!» — решила девушка.
Тем не менее она отступила на несколько шагов от двери и покашляла.
— Шарлотта? — позвал Людвиг.
— Да, это я, — ответила она, не входя в комнату.
— Вы ждать еще! — воскликнул немец. — Ich bitte Sie darum![52]
Шарлотта терпеливо ждала, лукаво улыбаясь. В конце концов, в этой ситуации было что-то забавное. Она поддалась этой безудержной радости, свойственной юности, ведь она так много страдала в прошлом.
— Входите, — сказал он наконец, полностью одевшись.
Девушка вошла, стараясь сохранять серьезный вид, и поставила корзину на пол.
— С Рождеством, Людвиг, — тихо сказала она. — Я принесла вам угощение!
— Угощение? — повторил он.
Чтобы придать себе уверенности, Шарлотта показала ему содержимое своей корзины.
— Мы можем устроить настоящий рождественский ужин! В этой бутылке из-под лимонада — шампанское. Вот еще мясной пирог, хлеб, немного черной икры, рождественский кекс. Шоколад, горячий кофе…
— Спасибо, вы так добры! Это хорошее Рождество для меня. Смотрите…
Он взял ее за руку и сделал вместе с ней два шага в угол комнаты, где она увидела маленькую елочку, украшенную серебристой звездой и узелками из белой ткани. Возле елки стояли три свечи, которые уже почти догорели.
— Как красиво! — воскликнула она.
— Вы еще больше красивая, — ответил Людвиг.
Он отпустил ее руку, чтобы завесить одним из одеял дверь. От раскаленных углей, за которыми он постоянно следил, шло приятное тепло и красивое свечение. «Как ему удалось сделать это обшарпанное помещение таким уютным?» — подумала она.
К глазам Шарлотты подступили слезы. Людвиг обладал качествами, которые она считала редкими у мужчин, и это трогало ее до глубины души. Она подошла к елке ближе. Молодой немец, должно быть, отрезал полоски от простыни, чтобы смастерить украшения. Звезду он, судя по всему, сделал из фольги, которой была обернута плитка шоколада.
— У вас есть подарок, — медленно произнес он.
Девушка обернулась. Он протягивал ей сверток из газеты. Она взяла его с глазами, полными слез.
— Почему плакать? — спросил он, нежно гладя ее лицо.
— О, потому что я люблю тебя, я так тебя люблю! — прошептала она, бросаясь ему на шею. — Людвиг, поцелуй меня прямо сейчас.
Он наклонился и прильнул к ее раскрытым губам. Она положила ладони ему на спину, чтобы сильнее прижать к себе. Их поцелуй был бесконечным. Оба возбуждались все больше, осмеливаясь на ласки, которых себе еще не позволяли. Людвиг робко коснулся груди Шарлотты, затем поясницы. Внезапно, прерывисто дыша, он отстранился.
— Нужно открыть подарок, — тихо сказал он.
— Да, конечно, — ответила девушка, разрывая газету.
Вскоре она держала в руках деревянную фигурку птицы.
— Как красиво! — восторженно воскликнула она, не понимая, где он мог достать эту вещь.
— Я сделал это для вас! Ножом. Я хочу нож для этого. Работать каждый день для вас.
Несмотря на прогресс в овладении французским языком, он часто делал ошибки. Но Шарлотте было все равно. Она с обожанием смотрела на молодого немца.
— Спасибо, это очень красиво!
— Вы не рады? — забеспокоился он.
— О! Что ты! Я так счастлива, что мне хочется плакать. Ты настоящий мастер! Я этого не знала.
Она еще раз его поцеловала, после чего увлекла к корзине.
— Ты, наверное, голоден! И больше никаких «вы» между нами! Ну же, попробуй! Скажи мне: «Шарлотта, я тебя люблю!»
Она смеялась, опьяненная счастьем, изнемогающая от желания. Должно быть, он испытывал то же самое, поскольку обнял ее и прошептал на ухо:
— Ich liebe dich![53]
Некоторые слова не нуждаются в переводе, возможно, благодаря интонации. Шарлотта поняла их смысл и повторила несколько раз. Она не знала, до какой степени была обольстительной в этот вечер, со своей пышной грудью под облегающей кофточкой из красной шерсти и своим хорошеньким оживленным личиком, с которого не сходила счастливая улыбка. Ее влажные, припухшие от поцелуев губы так и манили к себе, а карие глаза были особенно выразительными.
Сидя вокруг таза, наполненного пламенеющими углями, они выпили шампанского из одной оловянной кружки, которую принесла Шарлотта. Людвиг съел немного хлеба и попробовал рождественский кекс, но, казалось, у него совсем нет аппетита.
— Что с тобой? — спросила девушка.
Он пристально смотрел на нее. В его серо-голубых глазах она прочла, какое сильное желание вызывает в нем. Тем не менее он был нежен и почтителен. Она знала, что он ни к чему не будет ее принуждать.
Словно во сне, она молча кивнула и протянула к нему руки. Людвиг помог ей встать и повел к своей импровизированной кровати. Шарлотта старалась ни о чем не думать, чтобы не испугаться. Вскоре она уже лежала рядом с молодым немцем, по воле судьбы оказавшимся здесь, в Валь-Жальбере.
— Красивая, такая красивая, — шептал юноша ей на ухо.
Он уже расстегнул ее красную кофту и бюстгальтер. Впервые в жизни мужские руки касались ее груди, обхватывали ее и сжимали. Потом обжигающие губы с языком приникли к ее темным соскам и принялись целовать их и посасывать. Она забыла обо всем на свете, чувствуя, как по всему телу разливается волна наслаждения. Все было словно в тумане. Единственное, что она ощущала, — это горячий лоб Людвига, касающийся ее груди. Он ее уже частично раздел, и ей не терпелось тоже дотронуться до него, ощутить прикосновение его тела.
— Я люблю тебя, люблю, — бормотала она. — Прошу поцелуй меня!
Он подчинился и, оставив грудь, впился в ее губы. Его поцелуи становились все более лихорадочными, страстными. Внезапно Шарлотта оттолкнула его, чтобы самой снять с себя сапоги и юбку. Тяжело дыша, он встал на колени, чтобы насладиться восхитительным зрелищем, которое она ему предоставила, подняв широкую юбку и обнажив ноги в серых чулках. С вызывающим видом она приспустила свои шелковые трусики. Он завороженно провел пальцем по атласной коже с розовыми полосками от пояса для подвязок.
Они больше не разговаривали, отдавшись во власть этой сладострастной бури, сделавшей их глухими и слепыми к окружающему миру.