Недобрые чувства начинают шевелиться в душе, когда становишься объектом приставания наглых, привязчивых «моранов-торговцев», чьи черты совсем не похожи на масайские, а мочки ушей не болтаются, как провисшие веревки, растянутые традиционными масайскими украшениями. Расчет прост: редкий белый в состоянии отличить настоящего масая от поддельного, а взятый напрокат популярный, раскрученный образ помогает увеличить дневную выручку.

Отдельная статья – брачные авантюристы. Пользуясь завоеванной моранами репутацией бесстрашных воинов и знойных любовников, они липнут к перезрелым и престарелым европейкам и добиваются успеха. Частенько наградой становится содержание, подарки и денежное вознаграждение. Порой оборотистым врунам достается и большое счастье в виде бракосочетания. Распадаются такие псевдоромантические связи довольно быстро и, как правило, с громким скандалом. Самыми известными были широко разрекламированные, но вскоре с треском развалившиеся браки англичанок Черил Мейсон и Лин Дейвис. В обоих случаях выяснялось, что показные нежности скрывали корыстный расчет. Кроме того, помимо британских жен, чернокожие казановы одновременно имели и других, местных.

Настоящих масаев волнуют другие проблемы. Гораздо чаще обманывают не они, а их. Самым грандиозным надувательством стала афера британских колонизаторов, в начале прошлого века лишивших скотоводов большей части исконных пастбищ.

Вопрос о земле сплотил народность, которая за длительную историю разделилась на несколько групп, различающихся, в основном, районом проживания. У подножия потухшего вулкана Лонгонот, чье заросшее растительностью жерло вызывает в памяти историю о затерянном мире, прошло собрание представителей всех ветвей «Дома Ма». Так называют большую этническую общность, которая, помимо масаев, включает самбуру, туркана и эль-моло. На совещании единогласно совместными усилиями решили добиваться возвращения земель.

Поводом для начала кампании послужило истечение срока 99-летней аренды участков, которую британская колониальная администрация навязала коренным жителям. На самом деле договор об аренде был профанацией.

– Он заключен британцами с так называемым главным вождем масаев Олонаной (Ленаной), но тот вовсе не был вождем, – напомнил властям член кабинета министров, один из самых авторитетных масаев Уильям оле Нтимана. – Олонана был коллаборационистом. Он предал дело масаев. Он не обладал исполнительной, административной или политической властью, которая дается советом старейшин. Он продал права масаев на землю в обмен на свой пост, созданный колонизаторами, горстку денег и старую армейскую шинель.

В результате сделки, которую ни Лондон, ни власти Кении никогда не ставили под сомнение, масаи лишились значительной части лучших пастбищ. Прервались традиционные пути миграции скота, которыми год за годом, в зависимости от сухого сезона и сезона дождей, пользовались масайские пастухи.

– Изгнание масаев с сочных пастбищ Рифтовой долины, а затем и с равнин Лайкипии был бесчеловечным, насильственным актом с катастрофическими последствиями, – убежден оле Нтимана.

Масаи доказывают, что отныне они имеют право пользоваться землей. Но кто их слушает? Полиция применила оружие для разгона акций протеста, а правительство поспешило объявить, что масаи ошиблись. В действительности, уточнило оно, срок аренды составляет не 99 лет, как обычно бывает по английскому и списанному с него кенийскому законодательству, а… 999.

Беспрецедентная для юриспруденции цифра хорошо отразила смятение властей, для которых любой передел земельной собственности стал бы кошмаром наяву. Прежде всего, он породил бы цепную реакцию. Исконные земли стали бы требовать и другие кенийские народности. Кроме того, он вызвал бы испуг у инвесторов. Наконец, никто не сомневается, что превращение расположившихся на масайских землях крупных ферм в пастбище для малопродуктивных толсторогих коров отбросит сельское хозяйство в каменный век. Только значит ли это, что нужно и впредь усугублять и умножать и без того вопиющую несправедливость?

Масаи в очередной раз проиграли, но капитулировать не собираются. Они живут в другом измерении, с другим ощущением времени. Кто знает, за кем останется окончательная победа? Время работает не только на бывших колонизаторов, которые надеются как можно дольше затянуть процесс и утопить его в мелочах. Оно работает и на масаев, ведь с каждым годом все большее их число получает образование и из неотесанной деревенщины превращается в грамотных и опасных соперников.

Кое-что удается уже сейчас. Мне довелось, например, увидеть результаты успешной тяжбы масаев, вернее самбуру, с бывшими колониальными хозяевами. Проезжая по землям этих ближайших масайских родственников, я обратил внимание на некоторые маньятты. Честно говоря, не заметить их мог только слепой. Обычно скотоводы самбуру лепят свои домишки из коровьего навоза, поэтому выходят они неказистыми и приземистыми, похожими на оплавленные, растрескавшиеся доты. Различить их на грязно-желтом фоне засушливых степей северной Кении непривычному глазу приезжего не под силу. Но эти маньятты виднелись издалека. Плоские крыши мазанок увенчивали белоснежные диски спутниковых телеантенн. Рядом стоял еще один продукт современной технической мысли – широкая, нестерпимо блестевшая на экваториальном солнце панель солнечной батареи. Без нее дорогостоящая «тарелка» была бы ни к чему. Электричества в том районе отродясь не водилось.

Смешение эпох и стилей продолжилось, когда я вошел во двор, огороженный сливавшимся с пейзажем забором из колючих веток акаций, едва ли не единственного дерева, выживающего в этом пустынном пекле. У двери, то есть проема, на грубо сколоченной деревянной скамейке сидел хозяин – африканец средних лет с короткой стрижкой, усами и недоверчивым, тяжелым взглядом, буравившим из узких глазных щелочек. Он был одет в ботинки с толстой рифленой подошвой, белые носки, резко оттенявшие голые черные ноги, кричащие шорты в пестрых цветочках и строгий двубортный пиджак. Поверх пиджака был повязан ремень, на котором болтался массивный мобильный телефон. На тот момент ни один из кенийских операторов сотовой связи в районе не действовал.

Звали парня Стивен. В разговоре выяснилось, что бесполезность мобильного аксессуара его обладатель прекрасно осознавал. По мобильнику он звонил друзьям, жившим в Найроби и в Лондоне, когда выбирался в Наньюки – ближайший относительно крупный город. Но носил телефон с собой постоянно: и когда пас коров, и когда заходил к соседям, и на отдыхе. Положение обязывало, ведь Стивен был… миллионером.

История удивительного обогащения началась в 1974 году, когда он, еще мальчиком, вместе со старшим братом пас отцовское стадо. Следуя за коровами, ребята набрели на странный продолговатый металлический предмет, напомнивший им виденный у соседа термос. Старший брат ударил по предмету дубинкой и упал на землю, сметенный взрывом. Рядом с мальчишкой, тоже замертво, распластались пять буренок. Термос оказался артиллерийским снарядом.

Стивену повезло. Хотя он стоял в трех-четырех метрах от взрыва, полдня пролежал без сознания и потерял много крови, ему удалось доползти до дома. Парнишку отвезли в больницу, раны кое-как залечили, но жизнь не налаживалась. Ранения были тяжелыми, школу пришлось бросить, пришла бедность. В 1990 году Стивен женился, завел шестерых детей, но оставался безнадежным, почти нищим неудачником.