— Что еще за цветочек? Магический? Да куда ты опять бежишь?

Ничего не ответив, я поднялась в самую высокую комнату в доме — она занимала весь этаж и была очень просторной. Когда мне предложили выбрать себе спальню, я захотела именно эту — над всеми остальными, подальше от этого гадостного мира … и Рандаргаста заодно.

В трех стенах спальни были расположены окна — огромные, позволяющие обозреть почти весь городок. Только сейчас их мутили потоки дождя. Мне вдруг стало душно, даже слегка затошнило, и отчего-то кровь прилила к лицу — неужели все-таки переела? Странно, я весь обед старалась держать себя в руках, вон даже Рандаргаст заметил. Отчего это он так уверен, что меня не казнят?

Я приоткрыла одно окно, с наслаждением подставив лицо сырому прохладному воздуху, а затем плюхнулась на кровать. Рандаргаст явно что-то затевает. Как видно, он все-таки крепко втюкался в меня. Ну хоть какая-то польза от наших отношений. Хотя мне его тоже будет не хватать на том свете. Незаметно для себя я принялась рассуждать вслух:

— Рандаргаст думает, что ему все под силу. Это он, конечно, зря. Я-то уже давно не жду от этого мира ничего хорошего. Но вдруг у него что-то да срастется? Это было бы прекрасно. Хм. Допустим, он сейчас бегает по всем своим сановитым знакомым, и усиленно уговаривает их спасти мою распрекрасную рожу. И даже, допустим, ему это удастся. Но! Это ведь вовсе не означает, что мне отпустят все эти «грехи» и забудут про них, верно? Значит, все равно накажут, только другим способом. Поди запрут в какой-нибудь сырой темнице, вроде той, откуда я сбежала. Сиди себе, Джуди, молись и кайся. Тоже мне, отличная альтернатива! Так ведь и туберкулезом каким-нибудь заболеть недолго. Это один вариант. Но есть и второй — король наплюет на все свои личные симпатии и таки отправит меня на казнь. Пусть даже на какую-нибудь другую, более легкую — можно подумать это заставить меня прыгать от счастья. Как не кинь, все клин. Казнят как пить дать. И все из-за одного урода с крыльями, чтоб его темные боги каждый день пинали на том свете.

Тут я крепко задумалась.

— Девять дней, — с содроганием произнесла я, вскочила с кровати и встала у приоткрытого окна, глядя как дождь целенаправленно топит город, — девять дней мучений! Да они психи ненормальные! Спятили такое делать! Зачем вообще растить дерево внутри человека? Чего оно там, это древо — чистоты? Это типа оно должно будет очистить мое сердце? Ну спасибо! Разумеется, я буду очень за это благодарна. Все девять дней.

Я помолчала еще немного, глядя как дымят городские трубы. Это напомнило мне дымоголовых и мысли потекли в другую сторону.

— Но я хотя бы умру … брр, не думала, что скажу это когда-нибудь. Нет, не хочу! — Я стукнула кулаком по подоконнику, прислушиваясь к странным ассоциациям, что бродили в моей голове. — А что, если … если … допустим, не девять дней?

По водоотливу что-то скрежетнуло, процарапало его, затем зашуршало у стены, заставив меня вздрогнуть. Наверное, птица какая-нибудь от дождя спасается.

— Что, если взять и умереть сразу, без всех этих мучений? — Негромко спросила я вслух то ли себя саму, то ли дождь. — Только как бы это так сделать? Отравить себя? Чем? Проковырять дырку ногтем в горле во время казни? А то ведь можно и вовсе прямо сейчас … на простыне какой-нибудь весело подвеситься.

Испустив тяжелый вздох, я опустила голову и немного помотала ей. От всех этих мыслей мне сделалось совсем погано на душе, даже захотелось всплакнуть от отчаяния.

— Хххии, — прозвучало у стены, будто кто-то тайком подслушивал меня, — зачем так мрачно?

В окно заглянула уродливая голова с огромными острыми ушами как у летучей мыши. Она подергивала вытянутым рыльцем и водила крупными глазами навыкате. Черная, мокрая, безгубая — я шарахнулась, упала и невольно отодвинулась подальше от окна. Рожа тем временем скорчилась в какую-то неимоверную маску, выражающую ехидство, пренебрежение и насмешку одновременно.

— Чего грустим, тетенька? — Спросила меня рожа.

— Ты еще что за хрень хтоническая? — Пробормотала я и подумала, что надо бы закрыть окно, пока тварь не влезла внутрь, но было уже поздно. Она сиганула с подоконника на пол, разбрызгивая воду со своего черного блестящего тела и крутя головой. — И какая я тебе тетенька? — Как можно более грозно спросила я.

— Ххии! — Усмехнулась тварюга и ловко вскарабкалась на стул, балансируя при помощи черных перепончатых крыльев. Здесь она неожиданно встряхнулась по-собачьи, окатив меня как из душа. — Ну не дяденька же? По крайней мере две тетинские принадлежности приличного размера я вижу.

Так. Видимо, я все-таки рехнулась и теперь моя галлюцинация сообщает мне много интересного. Причем обо мне же. Сдернув с кровати одеяло, я закуталась в него, захлопнула окно и уселась на кровати напротив твари, поджав ноги под одеяло.

— Ты кто? — Совершенно спокойно спросила я. Если бы это был хищник или другое опасное существо, оно бы не беседовало со мной, а уже доедало меня.

— А ты не знаешь? — Удивилась зверушка, вытаращив свои огромные глаза до размеров футбольного мяча. — Обидела. Гаргулья я.

— Ааа, — тут я вспомнила, что часто видела гаргулий на крышах домов. Раньше я их принимала за украшения. — Так вы живые?

— Ну, не всегда, — гаргулья скрежетнула когтями по стулу и нахально развалилась на нем, вытянув лапы с огромными когтями на полкомнаты. — Обычно мы дремлем, обернувшись камнем. Иногда просыпаемся. Вообще мы должны защищать свой дом, но такое бывает редко — скука смертная. Можно, конечно, поглазеть вокруг … но и это надоедает. А покинуть свой дом или отдалиться от него — нам никак невозможно.

Гаргулья потягивалась лапами и крыльями, быстро тараторя визгливо-скрежещущим говорком.

— Так ты сбежала со своего поста? — Усмехнулась я. — Ай-я-яй, а если на дом кто-нибудь нападет?

— Не нападет! — Пробурчала гаргулья. — Пару сотен лет уже не было ничего подобного. Так зачем умирать надумала, тетенька?

— Я не тетенька, я — Джуди! — На всякий случай я еще и кулаком погрозила. Гаргулья закатила глаза, кривляясь и хихикая. — А у тебя-то имя есть?

— Зачем оно мне? — Удивилась гаргулья.

— Ладно. — Вздохнула я. — На самом деле умирать я не собираюсь. Но есть люди, которые считают, что моя смерть сделает всех счастливыми. Причем, чем дольше и страшнее я буду умирать, чем счастливее будут окружающие. Вот я и подумала … хрена вам с кулачок, а не такое счастье! Возьму — и сдохну сразу.