Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А как это можно изучить? Каких зверей избрать для постановки опытов?
Когда был найден метод, определили подопытных. Ими стали псовые: дворняжка Тузик и белая симпатичная лайка Альфа, спаниель Кукла, лисицы Рыжик и Метка, песец Мурзилка, енотовидная собака Пика. Так попали в хозяйство Савельева волк Сардан и волчица Тайна.
У Савельева есть в селе Залив под Приуральском небольшой участок земли — сад-огород и, как он называет, хижина. Здесь и обосновался его «научный центр». Волки, как и другие дикие звери, прилежно работали, ставшие ручными. Все они обожали Вику Сунцову. Савельева поражала ее любовь к животным, знание их характеров, психики. Ни словом, ни действием никогда не обижала их. И надо было видеть, как они, опережая друг друга, прыгали на ее кровать и спали в ногах у девушки.
А Сардан, хотя и был привязан к ней, «не льстил», не унижался. Она требовала от него послушания, работы, как и от всех, он сердился, но не огрызался, однако чувствовал себя как бы виноватым.
Один из очень преданных помощников ученого, Сергей Сергеевич Иванов, убедительно доказывает правоту, кажется, довольно странной, но разделяемой докторам теории отношения зверя к человеку в зависимости от его фамилии. В их хозяйстве, например, у звероводов Кровопусковой, Заглодиной, Умрихиной почти нет ручных зверушек. К ним они насторожены, недоверчивы. Вот ведь что оказывается по этой теории: фамилия или отражает характер давних родичей человека, или невольно влияет на его поведение всю жизнь. Из поколения в поколение. А?
А вот Вику Сунцову и Ромку Савельева звери доверчиво любят… Ну, ладно, бог с ней, с этой теорией… Петр Петрович Савельев убежден и в том, что у хищника волка не заложена врожденная вражда к человеку. Нет у него к нему и постоянной настороженности. Запах человека не вызывает у него злобы. Случай с Сарданом еще раз подтверждает это. Рассказывают… Однажды люди высадились на необитаемый остров. Жившие там волки сразу же привязались к ним.
А я, слушая беседу, все боюсь за Сардана. Вдруг и он потеряет свое первородство, как день за днем теряли один за другим его сотоварищи, готовясь к «научной» работе. Вика приучала зверят к порядку, требовала подчинения. Савельев восхищался, как успешно шли у нее дела. Ее подопечные не обижались на нее за шлепки за нерадение к наукам, тосковали и скулили, когда Вика отлучалась, и восторженно визжали, когда встречали ее.
3
На Шумше скатились вешние воды. Забелели каменные наносы на излучинах, зазолотились пески по берегам. В селышке Залив, скрытом лесами, с утра начиналась работа «на науку». Сергей Сергеевич в стороне от тропы, вьющейся по лугам и лесам, на разном расстоянии разбрасывал пахучие ватные шарики. Хлопотунья Вика и деловитый Ромка вели по тропе зверят. Они должны были по запаху обнаружить шарики. С какого расстояния — как раз это и должно было показать остроту обоняния животных. Испытывали Альфу и Тайну. Собака, пожалуй, уступала волчице. Тайна, хотя и отвлекалась, была менее сосредоточена, но находила шарики резвее, да и обоняние у нее было острее. Правда, та и другая обнаруживали приманку не далее шестидесяти метров. А вот в другой паре отличался Тузик, лисица Рыжик уступала ему. Тузик, дворняга без роду и племени, обладал редкой понятливостью, работал так усердно, что порой приходилось его сдерживать. То, что в качестве поощрения он предпочитал кусочку сырого мяса корку хлеба, говорило о его не блестящей прошлой жизни. Лисица, казалось, чего-то остерегалась, глаза все время настороже, к приманке не бросалась сломя голову, как Тузик, а кралась. Сардан, лобастый, неуклюжий и нескладный, работал в паре с коротколапой енотовидной собакой Пикой. Они были деловиты, несуетливы, не отличались показным старанием. Острота обоняния у них была хорошей — они обнаруживали тампон за девяносто метров, уступая только спаниелю Кукле, можно сказать, рекордистке — однажды она обнаружила запах на расстоянии ста пятнадцати метров.
И так каждый день, с утра до полудня — работа в поле. Потом — в вольере, занятия, игры. Компания ручных зверей резвилась в обществе Вики. Ромка занимался с Сарданом. В дневниках Савельева росли колонки цифр: процент причуяния тампонов, расстояние обнаружения; процент причуяния, расстояние обнаружения; процент причуяния, расстояние обнаружения; процент… И еще угол поворота, под которым зверь свернул с тропы. Так подошло к концу жаркое уральское лето с легкими дождичками из летучего облачка и трескучими грозами в громадах черно-синих фронтальных туч. Тишина копилась в селышке Залив. Опустела тропа, исхоженная людьми и зверями, кое-где в траве валялись забытые ватные тампоны.
Савельев весь во власти цифр. Пока они еще инертны. Но скоро, он знает, они разойдутся по сусекам и приобретут свой вес, как урожай доброго зерна. И заговорят. А пока в них еще немое богатство скрытых закономерностей, не означенных картин существования дикой живой природы, связей в ней, установленных с неизвестно каких времен. И родятся выводы. Они — для того поколения люден, которое все заметнее втягивается в гигантскую работу по регулированию развития дикой природы.
Дикой природы… А что стало с обитателями селышка Залив, теми из дикой природы, которых человек приручил? Ну, Тузик, ему что, он снова пойдет на сухую корку. Опять верой-правдой будет служить человеку, схватывая то палку, то пинок. На то он и дворняга… Лису, песца сдадут на ферму и проживут они там, пока Внешторг не затребует их шкуры.
А Сардан с его Тайной? Они за лето стали совсем взрослыми. Первого сентября ушел в школу Ромка. Ждал его Сардан. Вздрагивал при каждом звуке человеческих шагов. Не хватало ему парня, о ногу которого зверь любил потереться, преследовал парной запах ребячьего разгоряченного работой и игрой тела. Запах его следов, который всегда приводил к хижине, погас на дорожках. Скучал он по неуловимым рукам Вики, по ее голосу, смеху. Грубое, дикое, что было в нем от рождения, казалось, таяло перед ней, как воск.
Но никто толком все же не знал, что творилось в чувствах гордого молодого волка. Для Ромки, а может быть и Вики, он был только игрушкой, ну, занятием. И лишь Савельев догадывался, что с Сарданом что-то не так уже сейчас и еще больше будет не так в будущем. Поселившись в вольере, обманчивом своей естественной лесной дикостью, обещающей свободу,