Оценивая альтернативный вариант совершить марш на юго-восток по левому берегу Днепра, хотя при движении к Переволочне шведы дважды упустили возможность переправиться через Ворсклу, большинство исследователей отрицает реальную возможность для шведской армии добраться от Полтавы до Крыма. Для этого требовалось преодолеть около 400 км по пустынной степной местности до Перекопа. Сразу же после поражения под Полтавой, на военном совете в Старых Сенжарах, генерал Левенгаупт предложил королю Карлу воспользоваться при отступлении тем же способом передвижения, который был апробирован самим Левенгауптом под Лесной. Для этого требовалось посадить пехоту верхом на обозных лошадей и двигаться с максимальной быстротой, уничтожив артиллерию и тяжелые фуры, и оставив только легкие повозки, куда могли погрузиться бывшие при армии штатские служащие, женщины и дети с небольшим запасом провианта. Поступив таким образом, шведы могли преодолевать по 40–45 км в дневное время суток (80 км от Полтавы до Переволочны вся шведская армия преодолела за двое с половиной суток со средней скоростью 30–35 километров в сутки, а гораздо более подвижный отряд короля Карла XII и Мазепы прошел путь длиной примерно 350 км от Днепра до Очакова за семь дней, находясь в пути с 30 июня по 6 июля, со средней скоростью 50 км в сутки). Следовательно, марш должен был продлиться около 10 суток, что требовало довольно больших запасов пищи и фуража для лошадей (согласно свидетельству очевидца, по пути в Очаков шведы и казаки испытывали такую нужду в провианте, что все вынуждены были питаться мясом забитых и павших лошадей[778]). Пустынный характер местности, по которой предстояло двигаться вдоль восточного берега Днепра в Крым, большая дальность перехода, а также необходимость быстроты движения из-за угрозы параллельного опережающего преследования со стороны русской кавалерии и иррегулярной конницы – все это угрожало бескормицей и падежом конского состава. В общем, шведское командование оказалось перед выбором между немедленной капитуляцией или вступлением в бой с непредсказуемыми последствиями, чтобы обеспечить себе возможность прорваться в степь и предпринять трудный и опасный поход в Крым с неопределенными перспективами.

В сложившейся ситуации король Карл и гетман Мазепа с небольшим отрядом шведов и казаков в ночь с 29 на 30 июня перебрались через Днепр, а остальные, во главе которых король поставил генерала Левенгаупта, утром 30 июня 1709 года оказались лицом к лицу с царскими войсками.

С рассветом 30 июня шведы обнаружили, что они блокированы корпусом князя Меншикова в составе главных сил бригады «ездящей пехоты» под командованием генерала Голицына и кавалерийского отряда из шести драгунских полков генерала Бауэра в сопровождении полковой артиллерии[779] – всего от 9 до 12 тыс. солдат и офицеров и 13 орудий (согласно «Обстоятельной реляции…» и «Гистории свейской войны», вечером 27 июня Голицын выступил вслед за шведами, имея под командованием все четыре полка «ездящей бригады» – оба Лейб-гвардейских, Ингерманландский и Астраханский полки, а Бауэр вел десять драгунских полков; по другим данным, утром 28 июня Меншиков выступил в преследование за шведской армией с тремя пехотными и тремя драгунскими полками; по утверждению А. Констама, в корпус Меншикова вошли Лейб-гвардии Семеновский и Преображенский пехотные полки, восемь драгунских полков и две батареи полковой артиллерии)[780]. Перед своим бегством Карл XII однозначно приказал Левенгаупту и Крейцу уничтожить основной обоз и артиллерию, раздать солдатам и офицерам деньги из полковых касс, порох и провиант, а затем прорываться на юг, чтобы вдоль течения Днепра добраться до Перекопа, а оттуда к Очакову. Для выполнения данного приказа требовалось отбросить русских и перевести шведские части через Ворсклу по переправе у Кишенки, севернее Переволочны.

В этих условиях Левенгаупт долго не мог принять решение, а затем организовал среди солдат и офицеров шведской армии уникальный в военной истории опрос по поводу дальнейших действий – защищаться или сдаваться, скрыв при этом от старших офицеров однозначный приказ короля о движении к Очакову[781]. Когда полковник Дюккер прямо спросил о наличии абсолютного приказа от Карла XII, Левенгаупт ответил, что король приказал защищаться до конца, то есть исказил смысл королевских указаний. В передаче Левенгаупта приказ короля означал всего лишь новое упрямое требование Карла продолжать бессмысленное сопротивление, тогда как в реальности в сложившейся ситуации от шведов требовались активные действия, а не простая пассивная оборона до полного истребления всей армии (в связи с этим сам Карл XII впоследствии признавал, что допустил оплошность, не сообщив свою волю всем старшим офицерам шведской армии в Переволочне[782]).

С точки зрения А. Констама, Левенгаупт так и не получил от своих офицеров ясного и определенного ответа по поводу дальнейших действий[783]. Поэтому неудовлетворенный противоречивыми ответами после первого опроса Левенгаупт велел провести повторный, затягивая время и позволяя развиваться пораженческим настроениям. Как видно, сам генерал не желал и боялся нового боевого столкновения с русскими (по мнению шведских историков, Левенегаупт еще и крайне тенденциозно сформулировал вопрос к солдатам, опять-таки не указав вариант прорыва на юг через Ворсклу в качестве главной альтернативы сдаче в плен русским).

Тем не менее, даже тенденциозные опросы показали, что среди кавалерии есть шесть полков, все еще твердо готовых воевать: Аболандский и Смоландский рейтарские полки, Лейб-регимент, Лейб-драгунский полк, Уппландский и вербованный немецкий Мейерфельдта драгунские полки – всего около 3–3,5 тыс. солдат и офицеров[784]. Были и отдельные подразделения – эскадроны и конные роты, способные участвовать в боевых действиях или хотя бы выстроиться на поле для демонстрации такого участия.

Точно так же в последние дни боевых действий немецкой 6-й армии под Сталинградом оценка командирами обстановки и боеспособность их войск была совершенно различной. Например, еще 30 января, за день до подписания капитуляции фельдмаршалом Паулюсом, части 295-й немецкой пехотной дивизии, которой командовал генерал Отто Корфес (Otto Korfes), награжденный в этом месяце Рыцарским крестом, контратакой отбили свои ранее захваченные русскими позиции[785]. Соответственно, и в шведской армии оставались боеготовые части, психологически настроенные сражаться с противником. Учитывая наличие запорожских и гетманских казаков, для которых пленение почти наверняка означало неизбежную и мучительную смерть, шведское командование, вероятно, имело в своем распоряжении 7–8 тыс. человек, в основном из конницы, готовых вступить в бой с русскими, а также могло развернуть против неприятеля всю артиллерию, включая тяжелые полевые орудия. Кроме того, сам факт наличия у командования вполне определенного плана действий по спасению армии и построение войск к бою должны были оказать дисциплинирующее воздействие на колеблющуюся солдатскую массу, что привлекло бы дополнительные силы в боевой порядок, тем более шведы все еще имели около 5 тыс. солдат и офицеров пехоты в 12 пехотных полках[786].